Ирано-таджикская поэзия

Ты к возлюбленной стремишься? Будь же сам с собой жесток:
Для свечи души и тела не жалеет мотылек.

Был бы вечности причастен, богом был бы, если б ты

Отказался от богатства, стать рабом смиренным смог.

Только истиной любуйся, говори лишь о любви,

Хвастай четками безумья, взвейся, как хмельной клинок.

Что за польза в промедленье, если с миром ты одно!

Путь у нас с тобой совместный — так идем же в погребок!

Пей вино из кубка страсти к похищающей сердца,

Вера и безверье — басни, болтовня — какой в них прок!

Страсть — вино и виночерпий, в ней начала и концы,

Сказано о чистых сердцем: «Напоил их сам пророк».

Знай, одна лишь ночь свиданья стоит жизни вечной всей;

Песня же Руми об этом — клад, закопанный в песок.

* * *

О правоверные, себя утратил я среди людей.
Я чужд Христу, исламу чужд, не варвар и не иудей.

Я четырех начал лишен, не подчинен движенью сфер,

Мне чужды запад и восток, моря и горы — я ничей.

Живу вне четырех стихий, не раб ни неба, ни земли,

Я в нынешнем, я в прошлом дне — теку, меняясь, как ручей.

Ни ад, ни рай, ни этот мир, ни мир нездешний — не мои,

И мы с Адамом не в родстве — я не знавал эдемских дней.

Нет имени моим чертам, вне места и пространства я,

Ведь я — душа любой души, нет у меня души своей.

Отринув двойственность, я вник в неразделимость двух миров,

Лишь на нее взираю я, и говорю я лишь о ней.

Но скорбь, раскаянье и стыд терзали бы всю жизнь меня,

Когда б единый миг провел в разлуке с милою моей.

Ты до беспамятства, о Шамс, вином и страстью опьянен,

в целом мире ничего нет опьянения нужней.

* * *

То любят безмерно, а то ненавидят меня,
То сердце дарят, то мое сокрушают, казня;

То властвую я, как хозяин, над мыслью своей,

То мысль моя держит в тисках меня, как западня;

То, словно Иосиф, чарую своей красотой,

То, словно Иакова, скорби одела броня;

То, словно Иов, терпелив я, покорен и тих,

То полог терпенья сжигает страстей головня;

То полон до края, то пуст я, как полый тростник,

То чувств не сдержать, то живу, безучастность храня;

То жадно за золотом брошусь я в самый огонь,

То золото щедро бросаю в объятья огня;

То страшен лицом я, уродлив, как ада гонец,

То лик мой сияет, красою прекрасных дразня;

То вера благая внушает смирение мне,

То мною владеет безверья и блуда возня;

То лев я свирепый, волк алчущий, злая змея,

То общий любимец, подобье прохладного дня;

То мерзок и дерзок, несносен и тягостен я,

То голос мой нежен и радует сердце, звеня;

Вот облик познавших: они то чисты и светлы,

То грязью позора клеймит их порока ступня.

* * *