Иранская мина

Буторин посмотрел на Шелестова, но задавать вопросов не стал. Не задают в разведке лишних вопросов. Того, что тебе сказали, по мнению начальства, достаточно. И о чем спрашивать, если приедешь и все станет тебе известно. Зачем время терять и попусту воздух словами пинать.

Повязку под шляпой было почти не видно, поэтому Буторин не стал ее снимать. Они спустились по каменным ступеням в подвал морга, куда совсем недавно полиция привезла неопознанный труп. Запах в этом каменном мешке стоял такой, что даже многоопытного и многое повидавшего Буторина стало мутить. Казалось, что даже камни стен и полов пропитались отвратительным сладковатым трупным запахом. Молодой полицейский с врачом шли впереди. Открыв железную дверь, врач пропустил визитеров внутрь. Здесь лежали свежие трупы, которые еще не попали на вскрытие.

Врач подошел к крайнему телу и откинул простыню. Иранец был убит выстрелом в затылок из револьвера, скорее всего, из «нагана». Стреляли в затылок, выходное отверстие пули, чуть шире, чем входное, находилось выше глазницы. Лицо у покойника не было обезображено. Пистолетная пуля разнесла бы половину лица на выходе.

– Ну как, узнаешь? – спросил Шелестов.

– Да, узнаю, – кивнул Виктор. – Тот самый иранец, который наблюдал за посольством и который встречался с немцем. Значит, его пристрелили как свидетеля. А что, вполне понятный ход! Значит, это было важно, раз они решились на такое. Где его нашли?

– Недалеко от того места, где пытались убить тебя. Немец, видимо, не хотел тянуть время, поэтому выстрелов так много. Но ты прав, раз решил убрать иранца, значит, все очень серьезно. И значит, связь британской разведки с немецкой серьезна. Значит, снюхались они.

Два армейских крытых брезентом «Виллиса» неслись по серпантину, с визгом тормозя на поворотах. Смолл сидел на переднем сиденье рядом с водителем. Коган примостился на заднем, вцепившись в спинки передних сидений, стараясь при резком торможении не вылететь вперед, на лобовое стекло. Он то и дело оборачивался, глядя на вторую машину и опасаясь в какой-то момент не увидеть ее. Слететь в пропасть здесь было парой пустяков. Когда машины вылетели на равнину, Борис вздохнул свободнее. До поселка Месири и источника оставалось совсем недалеко.

– Давай еще раз проиграем ситуацию, Борис, – предложил Смолл, повернувшись к Когану. – Итак, Азат и Бахрам идут в поселок и выясняют обстановку, а заодно осматриваются в районе дома «родственницы Зухры». Еще двоих своих людей я отправляю, чтобы они прикрыли выход из дома в сторону рынка. Мы с тобой поодиночке отходим к дороге и старым развалинам. Если начнется перестрелка, я прикрываю и сдерживаю нападавших, а ты бежишь к дороге и просишь помощи у своих.

– А если на дороге не будет машин с советскими шоферами? – задал Коган вопрос, который давно хотел задать.

– Значит, нам не повезло, – спокойно ответил американец. – Пойми, Борис, нам там не война нужна на полгорода. Те, кто будет в доме, – это, скорее всего, просто засада на нашего агента. Они сами по себе ценности не представляют и на допросе вряд ли выведут нас на серьезные явки. Скорее всего, эти люди не представляют вообще никакой ценности для оперативной разработки.

– Слушай, Юджин, ты меня не понял. Я не думаю об этих людях, я о тебе думаю. Получается, я тебя брошу и побегу к дороге за мифической помощью? Я так не умею.

– Но кто-то же должен остаться, – не очень весело улыбнулся Смолл. – Это мои люди, моя операция, значит, мне и рисковать.

– Опять ты меня не понял, ну и хрен с тобой! – махнул рукой Коган.

Он имел в виду другое. Скорее всего, Смолл беспокоился не о том, чтобы русский не пострадал в случае серьезной перестрелки в поселке. Не братские чувства заставляли американца прикрывать отход русского за помощью. Смолла беспокоило, что русского могут убить и тогда придется отвечать перед начальством, откуда во время операции американской разведки взялся русский офицер советской разведки. За такое разглашение Смолла по головке не поглядят. Но спорить с американцем и выводить его на чистую воду Коган не собирался. Сейчас не это главное.

Обошлось без стрельбы. Коган шел торопливо, сдвинув шляпу на затылок. Бахрам, прибежавший за ним, ничего объяснить не смог, поскольку не владел русским языком, только улыбнулся и беспомощно развел руками. Этой пантомимы Борису было достаточно, чтобы понять, что в доме пусто и никаких следов. Единственное, о чем он жалел, – они засветились своим кавалерийским наскоком, когда нужно было все делать тихо. Нужно было установить наблюдение в доме, если там никого нет. Впрочем, наверняка уже немецкий резидент понял, что его связники попались, и обрубил все концы.

Смолл сидел на подножке «Виллиса» и курил. Увидев русского, он отбросил окурок и поднялся.

– Пошли, посмотришь. Поздно приехали. Теперь уже все бесполезно. Как говорят у вас, концы в воду.

– Что, труп? – заволновался Коган.

– Хуже, – угрюмо ответил американец. – Вообще ничего. Ни трупов, ни следов борьбы или попытки что-то поспешно уничтожить или спрятать.