— Ну, теперь-то она всегда будет с тобой, — с неожиданной горечью и злобой сказал ему отец той, которая бросилась в морские воды ради любимого, — теперь ты всегда будешь с ней!
Он моментально поднялся на ноги и ушел в дом, хлопнув дверью: этот звук оборвал приглушенный плач, который раздавался из дома.
— Капитан… — Фергус поднял на него рассеянный взгляд, — это что же выходит? Это что получается?
— Калли! — снова сказал Кеган и, уронив голову на руки, забился в глухих рыданиях.
Капитан помедлил с ответом, не спеша выводя пальцем по трубке одному ему видимые узоры.
— Пора назад, Фергус, — наконец ответил он. — Нам всем пора назад. Нам пора домой.
— А как же малец? — Фергус беспомощно посмотрел на Кегана, который прекратил плакать, но все не поднимал головы от колен.
И тут капитан наклонился к самому лицу Фергуса, и тот внезапно понял: капитан много, много старше его, и повидал гораздо больше, и в глазах его была мудрость и в глазах его была смерть. В глазах его были морские волны и бились они о скалы, в глазах его плясал ветер, в глазах его был вечный покой и в глазах его вихрились шторма.
И капитан сказал:
— Море — его дом, а дома его ждет любящая женщина. Но мы — его команда, и уйти мы ему не дадим.
С этими словами он обнял Кегана за плечи и помог ему подняться, а потом повел к самой кромке воды. Фергус наблюдал, как капитан бережно посадил Кегана на берег, что-то ему сказал и отошел, а Кеган коснулся воды рукой и снова зарыдал, а потом что-то заговорил, и слова его тонули в шелесте моря и криках чаек, а больше вокруг них ничего не было, потому что все остальное было неважно.
И вот, когда солнце окрасило воду своим багряным золотом, Кеган наконец встал на ноги, и, вдвоем с капитаном, они подошли к Фергусу.
— Ну что, старина, — обратился Кеган к нему, и голос у него звенел от напряжения и слез, — пора возвращаться на корабль.
И вся команда встречала их на палубе и хлопала по плечам, а Кеган слабо улыбался и кивал головой, изредка поглядывая на берег — туда, где он мог бы жить. А потом он смотрел на воду — туда, где всегда был счастлив.
С тех пор море больше не звало Кегана, но он все равно частенько проводил вечера на палубе в одиночестве, разглядывая рябь да переменчивые отражения звезд на воде. А капитан тайком наблюдал за ним, все так же куря свою трубку и вспоминая обещание, данное Кеганом на берегу.
— Я всегда буду с тобой, Калли, — говорил в тот день Кеган, и голос его был тверд, — я проживу эту жизнь за нас двоих, но проведу ее в море, и в этом я тебе клянусь.
И, когда трубка догорала, Кеган возвращался в каюту, а капитан еще некоторое время смотрел на воду, которая по мере приближения рассвета успокаивалась.
— Доброй ночи, Калли, — говорил капитан, бережно пряча трубку в карман. — Доброй ночи.
И он уходил к себе, оставляя за тонкий девичий шепот, тонущий в шелесте волн.
Хозяйство Эннис О’Лири
В самой глубине ирландского леса, посреди изумрудного мха, переливающегося росой, спряталась и ждет своего часа очередная легенда, готовая явить себя людям. Именно в чаще лесов, глубине хрустальных ручьев и синей глади бесконечного неба рождаются сказки, которые трудолюбивый и веселый народ Ирландии передает из уст в уста.
Энни О’Лири была красавицей, и это подтверждал всякий, кто видел ее хоть раз. У нее была нежная молочная кожа, темные карие глаза, ну точно у молодого олененка, и струящиеся золотые волосы, которые прекрасной рамой обрамляли художественную красоту ее юного свежего лица.
Помимо красивого личика, Эннис также обладала легким веселым характером Ежели мимо ее дома проходила компания парней, которая чересчур удачно засиделась в пабе и теперь во все горло распевала песни, Эннис могла и сама подпеть им пару куплетов, прежде чем подмигнуть и скрыться в доме.
Многие парни мечтали о том, чтобы позвать ее замуж, но только всем было известно: замуж Энни О’ Лири идти не хочет. «Мне и одной хорошо, — заявляла красавица, окруженная толпой поклонников, — одной всяко и веселее, и легче жить!» И на эти ее слова ребята только горестно вздыхали и брали еще по пинте.
Помимо веселого нрава и красоты, Эннис также славилась своим умением вести хозяйство. Двор у нее всегда был прибран, немногочисленная скотина (что там — парочка овец да дюжина кур) были сыты и вычищены, а ведь нередко Эннис видели то на лугу, собирающую цветы в венок, то на берегу реки с удочкой.
— И как у тебя, Эннис, получается находить время и на хозяйство, и на забавы? — удивлялись соседки.
А Эннис им отвечала:
— Ну так все просто, милые мои! Я живу одна, не обремененная замужеством, и время трачу так, как сама нахожу нужным!
Соседкам оставалось только кивать и соглашаться — а что же еще? Похоже, у Эннис и правда было слишком много свободного времени, которым она умело пользовалась.