— Ну полно, полно, — примирительно сказала Брида, ставя на стол кувшин молока. — Дай мальчику отдохнуть от всех волнений. Ему и так пришлось нелегко.
Так началась спокойная жизнь Кейси О'Рейли. Он помогал отцу и матери, поработал у кузнеца и плотника, выходил с отцом в море, но ни к чему у него не лежала душа. За что бы он ни брался, мигом нападала на него такая страшная тоска, что он поневоле начал думать: уж не пойти ли ему снова воевать? Наверняка в мире идет какая-нибудь война, где бы он пригодился.
Соседи видели, что Кейси ходит невеселый, и изо всех сил старались ему помочь. Так Кейси очутился на залитом солнцем пастбище с огромным стадом кучерявых овец — старик Томас попросил помочь ему с выпасом.
— Побудь-ка пастухом, сынок, — проговорил старый Томас, забивая трубку ароматным табаком. — Подыши воздухом, отдохни. Мысли потекут спокойнее, а там и ум станет чище и острее. Лучшего способа нет, в этом будь уверен.
И вот Кейси с самым рассветом проснулся и погнал овец на луг. Он шел по упругой траве, вдыхал пряный аромат цветов и трав, чувствовал на лице теплые солнечные лучи и чувствовал, что ему и правда становится легче. Но все равно чего-то не хватало, и от этого на душе у него было неспокойно.
Прошло уже несколько часов с того момента, как Кейси вышел в луг, и солнце наконец сморило его. Он задремал, укрыв лицо шляпой, а верный пастуший пес лежал рядом, высунув изо рта язык и тяжело дыша.
Кейси проспал совсем немного, как вдруг его разбудил чей-то смех и тихая музыка. Кейси тотчас же подскочил на ноги, да зря — это был всего-навсего музыкант, который забрел в их края.
Музыкант же, нисколько не стесняясь, повалился на траву рядом с Кейси и сказал:
— Славно у тебя стадо. Сколько в нем голов?
— Не знаю, — смутился Кейси. — Я помогаю старому Томасу пасти овец, а больше ничего не знаю.
— А сам-то чем занимаешься? — продолжал допытываться незнакомец, доставая из-за пазухи котомку с нехитрой закуской: хлеб да сыр с травами.
Прежде, чем ответить, Кейси помолчал, но слова так и рвались наружу:
— Не знаю, — честно сознался он.
— Но ведь что-то ты да умеешь! — удивился музыкант, усаживаясь поудобнее и пристраивая лютню под боком. — Не бывает так, что человек ни на что не годен.
— Когда я служил, я хорошо стрелял, — вдруг сознался Кейси. — И хорошо воевал. Но война закончилась, а вместе с ней и мое предназначение. Больше я ни на что не годен.
Вдруг музыкант рассмеялся, да так громко, что Кейси вздрогнул. А незнакомец же тотчас вложил ему в руки свою лютню.
— Вот так беда! — со смехом проговорил он. — Вот же оно, твое предназначение. Что же ты сразу не сказал, что ты солдат?
Тут Кейси с опаской подумал, что незнакомец, вероятно, совсем сошел с ума: зачем же давать солдату лютню?
— Что же мне делать с твоим инструментом? — недоуменно спросил Кейси, возвращая ее владельцу. — На что ты мне ее дал? Я и держать ее не умею. Все, что я умею — бороться и сражаться, целиться и стрелять.
— А ты борись с тем, что у тебя внутри, — отвечал незнакомец, ласково перебирая струны. — Со страхом, с тоской, с горечью от потери. Так что держи-ка эту лютню и сыграй мне о том, каково тебе было вдали от дома, пока вокруг тебя гибли товарищи и рвались снаряды. Сыграй мне, Кейси, сыграй песню солдата, который вернулся домой.
И Кейси, который до того дня ни разу не держал в руках даже свирели, вдруг заиграл. Его пальцы, грубые, привыкшие к металлу да пороху, едва касались тонких струн, извлекая из них потаенную мелодию, которая камнем лежала у него на сердце. И, пока музыка лилась, Кейси плакал, и слезы исцеляли его.
Когда Кейси доиграл свою песню, воцарилось молчание, прерываемое лишь щебетом птиц да треском веток в лесу неподалеку. Наконец, незнакомец поднялся на ноги, отряхнул соринки с колен и улыбнулся:
— Вот мы и нашли твое призвание, Кейси О’Рейли. Играй и неси миру музыку и красоту, потому что каждый солдат глубоко в душе способен творить прекрасные вещи, если ему это позволить. Ну, бывай!
И незнакомый музыкант, помахивая котомкой, вскоре растворился вдалеке.
А Кейси, совершенно сбитый с толку, но совершенно счастливый, крепко прижал к груди лютню и тем же вечером, в мастерской плотника, смастерил свою первую свирель, на которой заботливо вырезал цветы клевера родной Ирландии.
И с тех пор Кейси О'Рейли прославился на всю округу как лучший мастер музыкальных инструментов, а сам он долгими вечерами сидел на крыльце дома, под звездным небом, и все так же бережно перебирал струны лютни, которую подарил ему неведомый друг.
Латунный ключ Филиппа Маккарти
Филипп Маккарти рос тихим и добрым ребенком в семье рыболова Брогана. Матушка Филиппа, Делма, была первой красавицей их городка, и вышла она за Брогана, едва ей стукнуло 18 — а уж он на нее глаз положил, еще когда они детьми играли на берегу моря и собирали гладкие разноцветные камешки.