Ирония и ее роль в жизни языка: учебное пособие

1, Кардинальная цель иронии – насмешка (хотя не каждое ироническое высказывание содержит насмешку). Цель метафоры образное наименование. Насмешливой метафора может быть в зависимости от выбора исходного материала, может даже содержать в себе грубое издевательство (ср. тряпка, туфяк, козел и т. п.), но оно не является главной целью этого тропа.

Насмешливая сила иронии распространяется и на метафору. И многие метафорические названия, попадая в иронические контексты, преобразуются в «обратные метафоры». Метафора преобразующего влияния на иронию не имеет.

2. В силу своей кардинальной направленности ирония может быть агрессивна. Об агрессии иронии писали неоднократно (см., например, Peisert 2004, с. 132 – 137; Hutcheon (со ссылкой на Фрейда и Е. Криса) 2002, с. 185; Шаронов 2004, с. 40–47).

О целенаправленной агрессии метафоры обычно не говорят, хотя, как мы уже отмечали, метафора, давая оскорбительные характеристики, также становится агрессивной.

3. Ирония, как отмечалось в первом разделе этой главы, иерархична. Она предполагает либо социальное равенство партнеров коммуникации, либо – при неравенстве – может исходить сверху вниз, а не наоборот. Несоблюдение иерархии вызывает возмущение объекта иронии.

Ирония же по отношению к власти, как известно, нередко имеет весьма неприятные последствия для иронизирующего. Метафоре иерархия не свойственна.

4. Метафора социальна. Это выражается в том, что типичные для определенного времени и социума метафоры отражают общественное сознание, создают (истинную или ложную) картину эпохи, она несет определенную идеологическую нагрузку, а так называемые вечные метафоры обнаруживают общие закономерности мировосприятия людей (см. Арутюнова 1990, Лакофф, Джонсон 1990, Крысин 2004 и др.).

Ирония сама по себе и ее типы не несут ярко выраженной социальной окраски, хотя объекты иронии, или «жертвы», как нередко пишут, конечно, определяются мировоззрением говорящего (пишущего) и отношением между членами социума. Ср., например, целиком иронический анализ «Евгения Онегина» Д. Писаревым в статье «Пушкин и Белинский» или различные объекты иронии в современных газетах разных направлений.

5. Метафора национальна, что не раз отмечалось разными исследователями, в отличие от метонимии, которая в своих регулярных моделях интернациональна. Ирония в этом отношении гораздо ближе к метонимии, хотя, очевидно, некоторые способы языкового выражения иронии могут иметь специфические национальные черты.

6. Иронические высказывания нередко содержат переадресовку оценки, что совсем не свойственно метафоре.

7. С точки зрения охвата лексического пространства языка, ирония и метафора обладают разными возможностями: иронии подвластны все слова и все типы значений, (включая и метафорическое) всех частей речи: знаменательных и местоименных, самостоятельных и служебных (частицы), а также модальных. Метафора ограничивается меньшим охватом лексики, реализуясь в системе знаменательных (не местоименных) слов.

Иначе говоря, каждое слово может употребляться иронически, но не каждое метафорически.

В начале главы мы коснулись взаимопроникновения тропов. Отмечено, что существуют гиперболические сравнения, гиперболические метафоры. Если говорить об иронии, то она совмещается со всеми видами тропов: существуют иронические сравнения, их не раз отмечали, один из примеров приводит Потебня в цитированном выше определении иронии. Ср. также распространенное: нужен как рыбе зонтик, разбирается (в чем-то) как свинья в апельсинах и т. п. Ирония нередко совмещается с метафорой (об этом также писал Потебня), в том числе и гиперболической: Он просто Геракл (Аполлон); у нас жизнь – рай, а также с метафорой преуменьшения, если карликом, клопом называют огромного человека.

Таким образом, можно сказать, что ирония – фигура, которая находится над разными видами тропов, периодически опускаясь до их уровня и соединяясь с ними, образует «сверхтропное единство».

3. Глубинная семантическая структура иронии

Несмотря на разнообразие форм проявления иронии, масок иронизирующих и получаемого иронического смысла, мне представляется возможным выделить нечто общее в глубинной семантической структуре иронии.

Предлагаемая мною гипотеза такова: в глубинной семантике иронии лежат перевернутые (алогичные, противоестественные, часто абсурдные) причинно-следственные отношения. Это относится как к текстовой, так и к вербальной (локализованной в слове) иронии.

Причинно-следственные отношения, на наш взгляд, включают, кроме собственно причины и следствия, также отношения пояснения, цели, условия, уступки, соответствия и противопоставления.