Иржик Рыболов, или Рыцарь Серебряной пряжки

Тут Берджик вздохнул чуть громче обычного и попугай, на лету прохрипев: – Пр-рощай, Ир-ржик! – скрылся в темноте сада.

Берджик вскочил с постели и, по пояс высунувшись из окна, долго всматривался в переплетение ветвей. Попугая нигде не было видно.

– Уф, рука затекла, еле выдержал. Ты что, и вправду будешь искать записку. Не по душе мне что-то эта крикливая птица.

– Знаешь, я думаю, обо всём надо рассказать Учителю, а там, как он скажет. Без его ведома я не собираюсь шарить по полкам.

– Это ты верно придумал.

Внезапно громкий стук прервал их разговор. Это колотили во входную дверь. Ребята, как были босиком и в ночных сорочках, выбежали в коридор. В окнах, выходящих на улицу, метался свет – это горели факелы в руках городской стражи. Пани Гарджина, едва успевшая накинуть платок поверх ночного платья, поспешила отпереть, и в дом буквально ворвался вооружённый до зубов отряд. Всех подняли с постелей, хорошо ещё, «милостиво» позволили накинуть на себя кое-какую одежду. Иржик с Берджиком наскоро влезли в штаны, обулись, натянули рубашки, и тотчас их погнали вниз, в большой торговый зал Капитан развернул свиток с красной гербовой печатью и громко зачитал обвинение, предъявленное городскому аптекарю Иозефу из Градубец. Обвинение было более чем серьёзным – попытка покушения на жизнь его светлости графа Карла Гельмута фон Аугсброхена, изготовление ядов, использование чёрной магии и хранение запретных книг.

Всех, словно овец, согнали в кучу, оттеснили к стене и начался обыск. Срывали, вытряхивали, крушили всё без разбору, даже не пытаясь сделать вид, что ищут что-то, и продолжался этот кошмар всю ночь и всё утро. Никому не позволили присесть, не дали выпить и глотка воды. Факелы метались по дому, с грохотом на пол падали фаянсовые банки с лекарствами, бутыли с настойками, книги с полок. Осколки, клочки бумаги, порошки, драгоценные восточные маслА, едкие кислоты – всё перемешалось под ногами солдатни. Иржику показалось, что сейчас вспыхнет пожар и все они сгорят в страшном огне.

Все двери в доме распахнули настежь, во всех комнатах чужие руки рылись в вещах, в дальнем угловом зале полетели на пол портреты и тяжёлые золочёные рамы раскололись от удара. Маленький узенький листок бумаги вылетел из-за разбившейся рамы, гонимый сквозняком вылетел в дверной проём, перелетел под потолком в торговый зал и спланировал чуть не под ноги Иржику. Стража была так увлечена обыском, что не обратила внимания на подобную мелочь. Осторожно, чтобы никто не заметил, Иржик нагнулся, будто бы почесать ногу, и, ловко подхватив записку, сунул её в карман.

Похоже, стражники сами не знали, что они ищут. Зато они знали, что должны внушить этим наглым горожанам. – Страх. Неподдельный, нутряной страх. – Больно уж все образованными стали, скоро никого бояться не будут. А страха не станет, весь порядок рухнет. Вон как этот аптекаришка глядит – так бы и испепелил взглядом! Ничего, найдётся и на его гордыню укорот!

Внезапно, с криком: «Идиоты! Кр-ретины! Что вы твор-рите!» на стражей спикировал синий попугай. Он бил тяжёлым клювом по загребущим рукам, взлетал под потолок и оттуда орал: «Прр-рекр-ратить безобр-разие, ур-роды!» Одному из ретивых служителей закона, ринувшегося ловить говорящую диковину, птичка чуть не продолбила голову, другого едва не оставила без глаза. Но силы были слишком неравны – попугая схватили, скрутили, едва не вывернув крылья, и, сорвав платок с плеч пани Гарджины, обмотали словно мумию египетскую, так что тот не то что орать, сипеть не мог.

Вот это подфартило! Да за такую редкость, как говорящий попугай, какой-нибудь богатенький и тщеславный купчик никакого серебра не пожалеет. Хотя, граф непременно на эту диковину лапу наложит. Жаль. Но что-нибудь и граф даст, хоть пару монет прибавит к давно обещанному жалованью.

Ловлей попугая завершился разгром аптекарского дома, капитан стражи решил, что достаточно поусердствовал, выполняя порученное дело. Факелы к тому времени догорели, да и не было в них больше надобности – солнце давно стояло в зените. Вокруг аптеки собралась толпа, привлечённая ночным шумом. Аптекаря, подмастерьев, старших учеников и пани Гарджину под взглядами чуть не сотни испуганных и любопытных глаз, вывели из дома, а к ничего не значащей «малышне», как презрительно окрестили Иржика с Берджиком графские слуги, было велено выметаться отсюда, пока целы.

Арестованных, подгоняя толчками, погрузили в закрытые наглухо кареты и разогнав толпу, повезли через весь город.

Прячась за чужие спины, вжимаясь в стены домов, друзья побежали следом. Увы, ничего радостного узнать они не смогли. Только увидели, как распахнулись ворота тюрьмы и вновь захлопнулись со скрипом и скрежетом.

Куда им теперь идти? Попадаться на глаза знакомым очень не хотелось. Надо пробираться домой, город, наверняка, взбудоражен слухами, родные не могут не волноваться, надо их успокоить, а уж потом они решат, что делать дальше.