Исчезающая ведьма

Если кто-то боится воровства, пусть рассеет семена тмина среди ценных вещей, и когда вор попытается их украсть, он не сможет уйти с награбленным. А если женщина опасается измены мужа, пусть зашьёт семена тмина в его одежду, и никакая другая женщина не сможет увести его из семьи.

Госпожа Кэтлин

Я ждала его в каморке наверху башни, глядя через узкое оконце вниз на серо-зелёную реку, кишащую лодками. Сколько из них везли грузы на склад Роберта и обратно? Лодочники были слишком заняты, тараня друг друга носами при попытке проплыть через узенький проход, чтобы обращать на меня внимание.

Я не могла заставить себя посмотреть через узкую прорезь в соседней стене, откуда открывался вид на улицу, ведущую к дверям башни, опасаясь, что так и не увижу, как он шагает на встречу со мной. Боялась, что он не придёт. Меня всегда страшила мысль, что однажды так и случится.

Даже сейчас, когда Роберт был на полпути в Лондон, мы не могли встречаться в доме. У Леонии была привычка подкрадываться неслышно, словно кошка. Думаешь, что она ушла, а потом невзначай оборачиваешься и видишь, как она наблюдает за тобой из-за угла, и бог весть сколько времени уже там стоит.

В присутствии Роберта она, по-прежнему была мила и беззаботна, словно воскресное дитя из считалки. Но всё чаще стала проявлять норов, и всякий раз, когда мы с Робертом были вместе, я наблюдала хитрую улыбку на её личике и взволнованный блеск в глазах, словно она считала, что стоит ей щёлкнуть пальцами, и между ним и мной разверзнется непреодолимая пропасть с адским пламенем.

Неужели все матери боятся собственных дочерей? Это как будто вынашиваешь личинку, что потихоньку растёт, развивается, пока из неё не вылупляется разъярённый шершень, готовый ужалить. Внезапно невинный ребёнок превращается в молодую женщину, которая думает, что может управлять целым миром, и ничто её не остановит. Но вскоре она узнает, что не так-то просто подчинить мир собственным прихотям.

Специально для меня Диот нашла эту башню и приплатила сторожу за ключ. Ею редко пользовались, разве что хранилищем для бочек в подвале. Вся обстановка каморки состояла из нескольких овечьих шкур, разбросанных Диот по пыльным половицам. Убого, но это ещё было ничего по сравнению с тем видом, что открывался сверху.

Поскольку башня была частью восточной городской стены вдоль берега реки, с одной стороны открывался вид на город, а с другой — на помойку под названием Бутверк. Диот прекрасно там ориентировалась. Она частенько захаживала в эти убогие лачуги, хотя наверняка думала, будто я не осведомлена о её тайных походах туда среди ночи и прочих тёмных делишках. Она испугалась бы, узнай, что мне известно про её визиты к этим мерзким старым ведьмам.

Диот сделает всё, о чём я ни попрошу, лишь бы не потерять место при мне, ведь она слишком хорошо усвоила, что окружающий мир может быть крайне суровым и неуютным местом для старой одинокой женщины без гроша в кармане. Безопаснее держать её под рукой. Простушки вроде неё обычно не следят за языком и могут накликать беду. Мой долг — проследить, чтобы она не наделала глупостей.

По скрипу деревянных ступеней за спиной я поняла, что это он. Я облегчённо выдохнула, как всегда, когда он рядом. Я повернулась к открытому оконцу лицом, чтобы свет падал на мои волосы. В ореоле света мои локоны отсвечивали пурпуром, переливаясь, словно крыло скворца — его любимый цвет.

Через люк в полу появилась голова, затем плечи. Ему понадобилось два шага, чтобы подняться, обхватить меня за талию и поцеловать. Но едва мы разомкнули объятия, как он перестал улыбаться и наморщил нос.

— Могла бы найти что-нибудь получше, — посетовал он, пнув мыском башмака расстеленную на полу овчину. — Тебе мало, что от твоего муженька смердит овечьей шерстью? Хочешь, чтобы и я этим провонял? — Лукавая улыбка пробежала по его лицу. — Или этот запах тебя возбуждает?

Он аккуратно расшнуровал корсаж моего платья. Я не помогала ему, хоть и горела желанием сорвать одежду с наших тел, чувствуя на себе лишь тепло его обнажённой кожи. Но он любил раздевать меня сам, наслаждаясь каждым кусочком моего нагого тела.

— Я хочу повалить тебя на соболя и завернуть в белый пушистый мех, — пробормотал он, целуя мою грудь.

Я рассмеялась.

— Не могу же я заставить Диот тайком вынести меха из мужниного дома и расстелить их здесь. Думаю, даже Роберт это заметит.

Я провела пальцем по его пухлым губам.

Он вновь поцеловал меня, и мы опустились на шкуры, наши руки страстно ласкали тела друг друга, губы жадно впивались в горячую кожу. Он, недолго думая, стащил мою рубашку через голову, бросив моё обнажённое тело на овечьи шкуры. Прежде чем я успела перевести дыхание, он навалился сверху и вошёл в меня.