В разговор встряла Ева:
— Мы с Мариной обсуждали праздник, и она сказала, что хочет увидеть все своими глазами. Она несколько лет не была на севере. До работы на партию писала на самые разные темы. В две тысячи третьем получила региональную премию за свой репортаж.
Петя посмотрел на Марину.
— В две тысячи втором, — беззвучно поправила она. Петя подмигнул.
— Вы ужинали? — спросила Алла Иннокентьевна. — Нет? Устраивайтесь возле юрты. — Она махнула рукой в сторону деревьев. — А потом возвращайтесь, тарелок на всех хватит.
Остальные организаторы и гости праздника из танцевальных коллективов вернулись к прежним разговорам.
Ева с улыбкой обернулась. В голубом вечернем свете ее лицо сияло. Она была готова праздновать чей-то чужой Новый год.
Друзья поставили палатку на мокрой земле. У Марины промокли колени, пока она держала в руках веревки, а Ева с Петей спорили, куда лучше вбивать колышки. Когда гости вернулись к столу, им уже приготовили три тарелки вареного мяса и риса с маслом. Кое-кто из танцоров ушел, но Алла Иннокентьевна осталась за столом. Она дождалась, пока Марина начнет есть, и заговорила:
— Вы опубликуете репортаж у себя в газете?
Марина кивнула. Мясо таяло во рту. В паре метров от нее две девочки-подростка мыли посуду в тазу с мыльной водой.
— Я заведую культурным центром. Вы поздно приехали, — продолжала Анна Иннокентьевна. — Днем у нас был концерт.
Марина проглотила пищу.
— Жаль, что мы его пропустили.
— Ничего, основная масса гостей приедет завтра, — ответила собеседница. Стекла ее очков запотели, в них отражалось догоравшее небо. — За что вы получили награду?
— За репортажи о браконьерах. Про незаконную ловлю в южных озерах.
Алла Иннокентьевна вскинула подбородок. Отражение неба исчезло, стекла очков снова стали прозрачными.
— Опасная работа.
— Да, — ответила Марина. Так и есть. В те годы браконьерами были члены разных ОПГ, они прочесывали реки в разгар нереста, поставляли целые контейнеры икры на незаконную продажу; международные природоохранные сообщества вливали миллионы рублей в экономику Камчатки, чтобы побороть черный рынок. Марина оказалась в центре событий. Весельные лодки в ночи, фонари не включать, не разговаривать. Рядом с ней егеря прижимают к себе винтовки. В ногах рация, губы у Марины сухие, пульс зашкаливает. Плещется вода. Чем ближе к браконьерам, тем чаще на поверхности воды попадаются лососевые тушки, разрезанные от жабр до хвоста, белые брюшки блестят в лунном свете.
Марина оставила работу репортером и ушла в декрет. Как только Алена научилась ходить, Марина перестала скучать по опасным заданиям: ей больше не хотелось выходить в ночные рейды, смотреть на выпотрошенные тушки, на мужчин с оружием. Потом родилась Соня, их отец ушел, и Марина нашла другой способ содержать семью. Она нахваливала партию в газете, а партия за это оплачивала ее счета. Какое-то время ей удавалось сохранить семью в безопасности, дом был полная чаша.
Марина встала, отдала тарелку девушкам, которые мыли посуду, взяла чистую кружку и налила себе чаю. На углях стоял котел с горячей водой. На земле — кастрюля с остатками мяса, застывает жир. Ева рассказывает Алле Иннокентьевне, как провела этот год в городе. Марина опять посмотрела на телефон. За столом говорили тихо. Когда женщина подняла глаза, Алла Иннокентьевна глядела прямо на нее. Ясно: Ева рассказала ей, что это ее девочки пропали.
Подруга не оставляла попыток помочь. Пока готовились к поездке и днем в машине Ева повторяла, что у директрисы культурного центра тоже пропала дочь. Сказала, что у Марины с Аллой Иннокентьевной много общего, только дочь директрисы была старшеклассницей, она пропала в Эссо. Ее имя нигде не значилось. Ева сказала, девушка сбежала из дома. Нет, ничего общего.
Марина выплеснула остатки чая и поставила кружку на гору грязной посуды. Она поблагодарила девушек, которые мыли посуду, — вроде еще подростки, а фигуры уже оформились. Вернувшись к столу, Марина сказала Пете с Евой, что ужасно устала. Она пойдет спать.
— Туалеты дальше по тропинке. Река прямо за вами. Там можете искупаться, — сказала Алла Иннокентьевна. Ее голос не изменился. Обычно, когда люди узнавали о Марининой беде, у них менялся голос, но руководительница культурного центра говорила как и прежде; изменился взгляд. Она направила на Марину все свое внимание. Почти год на нее смотрели, ждали подробностей, умоляли рассказать больше. Всем хотелось узнать, что не так с ее семьей. Людям нравилось жалеть Марину, когда они узнавали о ее горе.
Палатка зашелестела, когда женщина забралась внутрь и развернула спальный мешок у стенки. Деревья над головой шумели без остановки. Ветки отбрасывали черные тени на серый брезентовый купол.