— Конечно, глупый человечишко. Кто пользуется пустым шкафом? Как ты можешь разгуливать в этой отвратительной одежде, выданной твоей подругой, только потому, что Огоньки обслюнявили всю твою кожу? — огоньки обслюнявили? О Боже. Он начал шить снова, двигаясь так быстро, что я видела лишь поток света. — Я даже сделал для тебя шелк. Намного лучше, чем ваш человеческий шелк, не то что бы ты просила меня об этом раньше…
Я посмотрела на него с подозрением. В нормальном состоянии пикси двигаются быстро, но он делает те же раздражительные движения, которые делает, когда…
— Кто-то дал тебе меда?
— Эйтиннэ дала мне только крошечный глоточек, — он вытягивает большой и указательный палец, показывая часть. — Глоточек. Я люблю ее. Я должен сшить для нее платье.
О, ради Бога. Из-за меда Деррик становится чрезвычайно активным. Шьет, чистит, полирует. Он мог сшить сезонный гардероб после миски.
— Нам больше не нужны платья. Здесь нет никаких балов или собраний. Помнишь?
Он остановился и взглянул на меня.
— Только потому, что миру конец, ты больше не можешь одеть что-то необычное?
Я вздохнула. Это должно быть ловушка. Есть ли правильный ответ на этот вопрос?
— Хорошо, но…
— Отлично! В любом случае, я сделал это для тебя, — Деррик бросил мне одежду, и так как я все еще замедленна от укусов Огоньков, то не смогла поймать ее. Она кучей свалилась у моих ног. — Одежда для охоты. Теперь будь любезна, сними эту отвратительную, неподходящую, пахнущую слюной Огоньков одежду, и одень эту.
— Ты — чудо, — сказала я сухо. — Я так и сделаю, — я оглядела одежду, в которую меня переодела Кэтрин. На вид она не принадлежит ей — примерно на 2 размера больше, и я тону в рубашке. Я, наверно, нелепо выгляжу.
— Ничего, что ты плохо пахнешь, — сказал Деррик спокойно. — Ты все равно моя фаворитка.
Он отвернулся, продолжая шить наряд, который оставил на середине, когда я зашла, намекнув мне закрыть за собой дверь и оставить его в покое. Я уважаю его желания, поэтому лишь наклоняюсь, чтобы взять охапку вещей у моих ног.
Я разложила одежду на кровати. Шерсть безупречно соткана, я не думала, что шерсть может быть такой мягкой. Сшито, конечно, идеально. Пикси никогда не делали что-то менее, чем идеальное.
Я медленно переоделась, отмечая, как сильно болят мышцы. Пока одевалась, я заметила новые раны на руках и ногах. Крошечные укусы от огоньков сейчас заживают.
Овальное зеркало в углу комнаты со всех сторон показывает мое тело. Даже раньше, до того как начала охотиться, я никогда не соответствовала идеалу красоты, ожидаемой от женщины в обществе: моя кожа была столь веснушчатой, что моя гувернантка как-то посоветовала мне смазывать ее сливками, чтобы достигнуть гладкой кожи цвета слоновой кости. Сейчас же мои ровесники посчитали бы меня слишком мускулистой, а оспины и углубления от моих излеченных ран — неженскими и, в их умах, нежелательными.
Но после всего, через что я прошла, я горжусь, что у меня такое сильное тело, что есть отметки, показывающие, сколько оно вынесло. И не имеет значения, насколько болезненными эти воспоминания могут быть.
Я быстро помылась в ванне и надела новую одежду на мои новые шрамы. Как только я заправила рубашку в штаны, дверь в спальню открылась.
— Ой! — сказала Кэтрин, резко остановившись. В руках она держала поднос. — Я ужасно извиняюсь, я ожидала, что ты все еще будешь в постели, — она хмурится, закрывая дверь позади себя. — Ты должна быть в постели.
— Я встала 5 минут назад, а ты уже нянчишься со мной? — сказала я, приподнимая бровь. Я бросаю более пристальный взгляд на дымящееся блюдо, которое она несет. — Это еда?
Она закатывает глаза и передает мне поднос, я сажусь за стол. Какой-то стейк с белым соусом, который выглядит совершенно незнакомо. Не то, что я обычно ем по утрам.
— Что это? — я так голодна, что мне практически все равно. Подцепив кусочек, попробовала его на вкус. Оно могло быть столь же мягким, как булочки, и все равно это останется лучшим мясом, которое я когда-либо пробовала.
— Оленина. Феи здесь охотятся и приносят мясо для нас
Я чуть не уронила вилку.
— Фейри?
Кэтрин оценивает меня терпеливо.
— Мне нравится это еще меньше, чем тебе, но у нас перемирие, и мы соблюдаем его — до тех пор, пока они не убьют человека.
Значит, это перемирие не распространяется на разрешение фей подвергать пыткам людей в пещере в качестве теста, чтобы доказать, что эти люди не находятся под влиянием фейри. Думаю, я не должна удивляться этому. В конце концов, это город пикси. Он был сделан для фей и никогда не предназначался для человеческого обитания. Важно только то, что мы вынуждены были разделить его с ними.
Деррик пропел строчку из песни из глубины шкафа, прозвучало это как очень непристойное слово для определения части мужского тела. Кэтрин уставилась на дверь.
— Боже мой, что он там делает?
— Шьет, — говорю я, засовывая другой кусок мяса в рот, определенно неблаговоспитанным способом. Затем я понимаю, что только что произошло и смотрю на нее. — Стой, ты можешь слышать его?