Исчезновение

Девочки легко уловили его печаль, точно так же, как они научились предугадывать его зевоту или смех. Вин вздохнула и снова переключилась на свою испачканную одежду.

Прямо под карнизом часовни Магдалины находилось гнездо ласточек, и птицы носились туда-сюда с неиссякаемой энергией. День был теплый и яркий, но Френсис вдруг почувствовала какую-то безысходность, и находиться внутри лепрозория стало просто нестерпимо. Однако уйти, не объяснившись с Вин, было невозможно. Тревога ее все нарастала. Френсис не могла справиться со своим волнением, ей становилось все хуже и хуже. Она беспокоилась о том, что ее мать или Кит узнают, куда девались остатки еды, которые она забирала. Но еще больше она боялась, что отцу Вин станет известно, чем они занимались и что Вин украла одеяло. Вин по-прежнему воспринимала все происходящее как игру, но для Френсис это была уже не игра. Веселое возбуждение иссякло, и осталась реальность как она есть: Иоганнес нуждался в их постоянной опеке и он не был обычным человеком из тех, кого она знала раньше; кроме того, казалось, нет конца его пребыванию в лепрозории. Она взглянула на Иоганнеса. Он взял газету и что-то мастерил из нее. Он был милым и неопасным, Френсис это знала, но она также понимала: с ним что-то не так. Ей трудно было сформулировать, что именно не так, но в любом случае он не должен был находиться здесь.

Да, он не был «врагом», это она уже выяснила для себя. И все же время от времени ее охватывало ужасное чувство, какая-то внутренняя дрожь, готовая прорваться потоком слез. Френсис вспоминала, что случилось с мистером и миссис Смит всего год назад; слышала, как ее родители спорили об этом. Смиты держали небольшой цветочный магазин в Беар-Флэт, но оказалось – никто, впрочем, не знал, как именно это выяснилось, – что настоящая фамилия мистера Смита была Шмидт и он был из Германии. И хотя он жил в Англии с четырехлетнего возраста, люди, которые были его постоянными клиентами в течение многих лет, вломились к нему в магазин и разграбили его; полиция была вынуждена доставить мистера Смита в военный гарнизон, в фургоне с решетками на окнах, чтобы спасти ему жизнь.

Френсис не хотелось думать, что будет, если Иоганнеса найдут и примут за немца. Во время войны, если ты не англичанин, это само по себе уже достаточно опасно. А кроме того, Иоганнес отказывался покидать лепрозорий. Там давно уже никто не жил, но Френсис была совершенно уверена: всех, безусловно, возмутит, если станет известно, что в лепрозории поселился чужак. Она не знала, как все это объяснить Вин; казалось, та просто не хотела этого понимать и все время твердила о том, что им нужно помочь Иоганнесу вернуться в Летний Дождь, и придумывала самые фантастические способы: нанять корабль или одолжить у хозяина паба «Привал путника» жеребца, который когда-то участвовал в скачках и все еще был гибким и красивым, хотя и старым. И если она поможет ему, он сможет жениться на ней и увезти подальше от Бичен-Клифф-Плейс, Вин была в этом уверена. А когда Вин была в чем-то уверена, бессмысленно было ее переубеждать; и Френсис оставалось только ждать и надеяться, что ее подруга сама скоро все поймет.

– Сегодня слишком хорошая погода, чтобы оставаться в доме, – заявила Вин, к великому облегчению Френсис. – Выйди на улицу, Иоганнес. Ненадолго. Ты такой же бледный, как бабушка Ловетт, а она уже одной ногой в могиле стоит. Давай же!

Она протянула ему руку, но он отрицательно покачал головой. Вин резко втянула воздух через нос.

– Скажи ему, Френсис. Ты не можешь оставаться здесь вечно. Ты никогда не вернешься домой, если не выйдешь на улицу. Ну что, пойдешь? – грозно спросила она.

Похоже, ее переполняло нетерпение и даже гнев. Она сжала зубы, ожидая ответа, отчего ее неправильный прикус стал еще более заметным, а верхняя губа выдвинулась вперед.

– Я думаю, Вин права, – мягко сказала Френсис.

Иоганнес смотрел на Вин так, словно ждал, что она вот-вот набросится на него.

– Все хорошо, – добавила Френсис. – Тебя там никто не увидит.

Но Иоганнес не двигался, его тело напряглось, как тетива лука.

– Иоганнес, – Вин сердито скрестила руки на груди, – пойдем на улицу! Правда, там нечего бояться. А если ты этого не сделаешь, мы больше не будем тебя навещать. Верно, Френсис? Клянусь, не будем, и ты умрешь от голода.

Френсис сомневалась, что Иоганнес поддастся на угрозы и уговоры Вин. Она пыталась угадать, что сильнее – воля Вин или страх Иоганнеса? Тем временем Иоганнес медленно поднялся на ноги. Тяжело дыша и дрожа всем телом, он сделал несколько шагов вперед и остановился в дверном проеме, прислонившись к косяку. Френсис переживала за него, но Вин выглядела торжествующей.

– Вот так, – сказала она. – Давай!

Иоганнес затравленно посмотрел на нее.

– Как я доберусь до дома, если не выйду на улицу? – повторил он, и Вин кивнула.

Иоганнес сделал шаг наружу, потом другой, пока не оказался во дворе, где над ним во всю ширь раскинулось голубое небо. Вин захлопала в ладоши, отчего он вздрогнул.

– О-го-го, кровь рекой! – произнесла она фразу, которую часто повторял Оуэн.