Исчезновение Одиль

– Я заинтриговала вас, не так ли?

Не ответив ни «да», ни «нет», он продолжал смотреть на нее, и лицо его оставалось спокойным.

– Учитывая то, что мне известно о вашем отце, – сказал он, как бы размышляя вслух, – не думаю, чтобы у вас было несчастливое детство.

– Нет. Но назвать его счастливым я тоже не могу. Я была молчаливой, меня часто находили забившейся в угол коридора или в гараже в глубине сада.

– Почему?

– Не знаю. Может, потому, что мне было, к примеру, не по себе в присутствии матери или любого другого человека. Как я поняла позднее, это было немного так, как если бы я чувствовала, что принадлежу к другой породе, чем все остальные.

– Вы никогда не играли?

– Очень мало. А когда мне случалось это делать, выходило неубедительно.

– А вы помните, о чем вы думали?

– Нет. По-моему, я не думала. Я смотрела прямо перед собой. Случалось, я часами смотрела на пятно на обоях...

– Ваши родители не беспокоились?

– Они думали, что это пройдет. Часто бывало, что я пряталась где-нибудь в доме и ждала, пока меня найдут.

– Это был способ добиться того, чтобы вами занимались?

– Возможно.

– Как насчет детских болезней?

– Была, скарлатина. Это мое лучшее воспоминание. Я лежала в постели с иллюстрированными журналами. Горничная поднималась ко мне наверх по двадцать раз на день, чтобы удостовериться, что мне ничего не нужно. Приятельницы матери из страха заразиться перестали приходить играть в бридж. Моя комната стала центром дома. Мать тоже меня навещала. Отец спускался со своей мансарды и садился ко мне на край кровати.

– В общем, вам не хватало ласки?

– Не осмелюсь сказать, что да. Это я их не понимала. У меня было такое чувство, будто каждый занимается лишь своей жалкой жизнью и я не что иное, как бремя. Вы позволите? Я пройду в ванную и оденусь.

Ванна была полна розоватой воды, и она выдернула пробку, чтобы спустить ее. В чемодане она нашла серые брюки и бледно-серый свитер. Затем она причесалась. Рядом раздались голоса, и она бросилась туда, зная, что это брат.

– О, Боб! – воскликнула она, прижавшись к его груди, как всегда мечтала это сделать.

– Мой котенок...

Он называл ее так иногда, когда впадал в чувствительность.

– Дай-ка я посмотрю на тебя. Нет. Ты выглядишь неплохо.

Она чувствовала себя легко, непринужденно. У нее в номере находились два человека, а ведь у нее были все шансы проваляться в ванне до завтрашнего утра.

– Познакомься, это...

Она повернулась к студенту.

– Прошу прощения, но я даже забыла спросить, как вас зовут.

– Альбер Галабар.

– Мой брат Боб.

– Очень рад.

– Взаимно.

С принужденным видом они, казалось, изучали друг Друга.

– Если я правильно понял, вы приехали в Париж, чтобы начать поиски своей сестры?

– Мы с ней немного разминулись. Сначала в ночном кабачке, где мне сказали, что видели ее там накануне вечером. Затем сегодня днем, в гостинице напротив Лионского вокзала, откуда она только что выехала.

– Ты раскопал гостиницу «Элиар»?

– Мне было не по силам обойти все гостиницы на Левом берегу. Я догадывался, что ты, возможно, побоишься столкнуться со мной. Выйдя с вокзала, ты ринулась в первую попавшуюся гостиницу, думая, что никому не придет в голову тебя здесь искать.

Она вздрогнула, вспомнив свой номер там.

– Там было очень мрачно.

– И ты не побоялась поселиться так близко к улице Гей-Люссака?

– Я ничем не рисковала, поскольку решила, что покончу с собой сегодня.

– Что же произошло?

Боб держал ее за плечи: чувствовалось, он испытывает такое наслаждение, что нашел ее! Он даже больше походил на влюбленного, чем на брата.

– Я вскрыла себе вены и, похоже, громко вскрикнула. Альбер Талабар занимает соседний номер. Я этого не знала. Я никогда его не видела. Когда я открыла глаза, я по-прежнему лежала в ванне, а он накладывал мне жгут. Он студент-медик и работает в больнице.

Мужчины снова обменялись взглядом.

– Это чистая случайность, что я оказался у себя в номере.

– Рана могла оказаться смертельной?

– Весьма вероятно, что да.

– Это письмо мне? – спросил Боб, указав на конверт на столе. – Почему на нем лежит мелочь?

– Чтобы заплатить за марку.

– А это что за деньги?

– За номер.

Они оба удивленно уставились на нее.

– И прежде чем вскрыть себе вены, ты обо всем этом подумала?

– Я была спокойна, я совсем не волновалась. Перед этим я сходила в ресторан, чуть дальше по этой улице, и вкусно пообедала. После я чуть было не вымыла волосы в парикмахерской и не попросила сделать мне укладку, но нужно было слишком долго ждать.

– Можно я возьму письмо?

– Оно твое. Не показывай его никому, особенно родителям.

– Может, позвоним сейчас папе?

– По-моему, это необходимо сделать.

Она нахмурила брови. Это уже было контактом с авеню де Жаман, и ей казалось, что она снова окажется в прошлом.

– Я не стану ему обещать, что собираюсь вернуться. Просто поговорю с ним.

Он заказал разговор. Ответила Матильда.

– Матильда, это Боб. Я хотел бы поговорить с отцом. Мама в гостиной с приятельницами?

– Нет. Она вышла за покупками.

– Тем лучше. Отец сам ей все сообщит.

– У тебя ведь хорошие новости, да? Я поняла это по твоему голосу.

Спустя несколько мгновений в трубке раздался голос отца: