Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1942–1943

Но безусловно, больше, больше всех мне, да, пожалуй, и всем остальным, жаль дядю Сашу. Как его будет недоставать нам! Исчезнут теперь наши неторопливые воскресные вечерние беседы, когда он так интересно и занимательно мог вести рассказ на любые темы. И некому теперь будет так обстоятельно, как умел он один, ответить на те или иные каверзные вопросы, которые то и дело ставит перед нами нынешняя противоречивая, подневольная, протекающая на чужой стороне жизнь. Да, очень, очень жаль дядю Сашу. Куда-то теперь он попадет?

23 октября Воскресенье

Снова промелькнул день «для себя», снова впереди шесть долгих-долгих дней «для господина». И так – без конца, без края. Мелькнет, как «луч света в темном царстве», жданное воскресенье, и опять гни спину на проклятой каторжной работе, тяни лямку до следующего выходного дня – жди, о чем-то мечтай, на что-то надейся. А настанет воскресное утро, и не заметишь, не увидишь, как его сменит вечер. И окажется, что и радости никакой не было, и мечты прошли стороной, и надежды не сбылись. («Луч света в темном царстве». Эх, разнузданная власть самодурки Кабанихи над бедной Катериной в сравнении с нашей-то рабской действительностью – это всего лишь невинная, безобидная сказочка.)

До обеда просидела дома, занималась обычной воскресной уборкой, скучала, зевала. Но потом пришли гости – Вера, а с нею (наконец-то!) и Женя, которую я уже давно ждала и которой была особенно рада.

Внешне Женя почти не изменилась. После лагеря (ей повезло – весь срок наказания она отбыла истопницей в санитарном бараке, иными словами – в лагерной бане), так вот, после отбытия наказания «арбайтзамт» направил ее на работу в большое поместье где-то в округе Данцига. Кроме нее, там трудятся еще 12 человек русских, а также поляки и пленные французы. Хозяйка поместья вдова погибшего в «Сталинградском котле» гитлеровского оберста[90] давно уже укатила «мыкать горе» на какой-то курорт, а всеми делами в поместье заправляет пожилой хромоногий немец – управляющий. Он обращается с Женей сурово, зовет ее не иначе как «флюхтлингин» – «беглая», разрешает отлучаться куда-либо со двора лишь раз в месяц.

Вчера Женя получила «аусвайс» для поездки в Мариенвердер к матери, на сырную фабрику. Там ей удалось поговорить с одной из немок, под началом которой работают тетя Даша и Мишка, и та, имея какие-то связи с «арбайтзамтом», обещала ей посодействовать в переводе из поместья сюда. Это было бы, конечно, большой удачей, считает Женя.

Я попросила Женю рассказать более подробно о прошлогоднем побеге. Оказывается, у них не все было гладко. Почти сразу, чуть ли не на второй день, начались разногласия и мелочные распри между Василием и Игорем, – видимо, никак не смогли поделить между собой лидерство. (А Василий-то об этом нам ни разу и не заикнулся). Дошло до того, что Игорь, Сашко, а с ними и Женя решили отделиться от Василия и Михаила и продолжать путь самостоятельно. Последний неприятный разговор произошел поздним вечером на привале, невдалеке от одинокого хутора, и тут как раз Женя заболела. Она и до этого уже в течение нескольких дней чувствовала себя плохо – болела голова, ломило все кости, а теперь свалилась окончательно. Утром выяснилось, что идти дальше Женя не может. У нее подскочила температура, а ноги распухли, покрылись красными, горячими, плотными на ощупь затвердениями. В то утро она полностью разочаровалась в Игоре – по ее словам, узнала, «кто есть кто». То, что ей довелось услышать, явилось сокрушительным открытием: ведь именно Игорь больше всех уговаривал ее решиться на побег, а Женя… Женя верила его словам, так как втайне симпатизировала ему.

…Она дрожала от озноба на разваленной копнушке сена под накиданным на нее ворохом одежды и не могла открыть глаз от сверлящей боли в висках. Ребят рядом не было, но они находились где-то вблизи, до Жени доносились их негромкие голоса. Сашко отправился в разведку к виднеющемуся за проселочной, раскисшей от затяжных дождей дорогой небольшому хутору в надежде лучше сориентироваться на местности, а если повезет, то и раздобыть хотя бы немного картошки и хлеба. Остальные поджидали его в редком кустарнике на краю скошенной луговины… Женя вздрогнула от тихого хруста ветки. Рядом послышались шаги. Чья-то рука подоткнула край сползшего с копны пальто, задержалась на секунду на ее пылающем лбу, затем шаги так же тихо удалились. Сквозь горячечный туман до ее слуха донеслись приглушенные, отрывочные слова Игоря: «…Она спит сейчас. Голова – как огонь. В общем так, мужики, дела наши – хуже некуда. Вы как хотите, а я не могу ждать. Это с ней надолго. Вы только посмотрите на ее ноги… Она и через неделю еще не сможет идти. Не нести же на руках. Мы в ловушке, нас всех перебьют, как зайцев. Надо решиться…»