Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1942–1943

…В тот вечер, когда они сидели за Библией, Женя спросила пана Калиниса – как предполагает Всемогущий Езус завершить нынешнее кровопролитие? Говорится ли в Библии об исходе войны и кто же все-таки – русские или немцы – возьмут верх?

– Победит красный петух – стало быть, русские, – уверенно ответил старик. – Но… – он поднял вверх щербатый палец, – но покой земля так и не обретет. Наоборот. Ужас этой войны навечно поселится в кровь людей, будет передаваться из поколения в поколение. Страх породит еще больший страх, и люди наводнят землю никогда ранее не виданным смертоносным оружием. Его, этого оружия, будет так много и на суше, и в воздухе, и под водой, что планета не выдержит, начнет то тут, то там взрываться. В пучине огненных смерчей будут гибнуть целые города и поселения, исчезать самолеты и поезда, машины и корабли… Боязнь близкой всемирной гибели толкнет людей на еще более мерзкие поступки. Матери пренебрегут данным им Господом Богом высоким предназначением продолжательниц рода человеческого – станут бросать детей. Утратившие мораль и нравственность дочери примутся бесстыдно продавать себя. А мужчины забудут о предназначенной им провидением роли мужей и отцов – хранителей и защитников семейных очагов – и начнут искать утешение в пакостном мужеложстве.

– Чем же все это завершится? – подавленно спросила Женя. – Неужели, как говаривала моя бабушка, действительно грядет конец света?

– Грядет, если… если люди снова не вернутся к Богу, если не обретут вновь утерянную веру в него. Нелегко дастся им это возвращение, нужны будут большие усилия, чтобы очистить свои души от вросших в них зла, лжи, лицемерия, ненависти, лукавства и зависти. Некоторые не выдержат, малодушно начнут опять сворачивать с праведного пути. За это их души будут вечно маяться в аду… Для тех же, кто сумеет до конца очиститься перед Богом, откроется благостная цель жизни человека, данная ему Всевышним, – любить ближнего своего, как самого себя, творить повсюду и везде добро, кротостью и смирением отвечать на умышленные и нечаянные обиды. Они, праведники, содрогнутся, когда поймут из какой черной бездны пороков и пагубных страстей им удалось подняться, какими жалкими и ничтожными, в сравнении с открывшимся им благостным миром всеобщей любви, доброты, равенства и понимания, были их еще недавние корыстолюбивые, жадные до мирских наслаждений помыслы и устремления… Да, только праведники смогут умилостивить Господа Бога и спасти от страшной погибели нашу Землю…

Так шли дни. Было похоже, что фельджандармерия забыла об оставленной ею на польском хуторе для лечения беглой русской, и Женя, а вместе с нею и старики Калинисы, и в особенности Крыся, радовались этому. Одно беспокоило беглянку, не давало ей спокойно спать ночами – как обстоят дела с тетей Дашей, Верой и Мишей? Жива ли мать, живы ли они все? Где находятся теперь?.. Вот тогда она и решила написать мне письмо и по совету пани Евы (главным образом, чтобы не навредить как-то нам) назвала себя вымышленным именем – Павловой Марией. Теперь-то мне понятны удивление и недоверие Шмидта, его недоуменный вопрос: «Каким образом твоя подруга оказалась там?» Ведь обратный адрес на конверте свидетельствовал о том, что письмо послано с польской территории, а поляки, даже самые зажиточные, не могут иметь «восточных рабочих», так как и сами являются для немцев такими же бесправными рабами, как и мы, русские.

В лагерь Женю забрали где-то в конце ноября. Крыся плакала, отчаянно ругалась с приехавшими за нею полицаями. Понурились и старики. «Береги себя, дочка. Мы будем молиться за тебя», – сказал ей при прощании пан Калинис. А пани Ева сунула в Женин узелок связанные ее руками теплые шерстяные чулки и сверток с провизией – хлеб, домашний сыр, кусок сала.

Наказание за побег Женя отбывала в том же лагере, где находились Василий, Игорь, Михаил и Саша. Но она не встретилась ни с одним из них. К тому времени Михаила и Василия лагерное начальство снова отправило на биржу труда, а Игоря и Сашко уже, по-видимому, не было в живых… Ей тоже в полной мере довелось познакомиться с «методами работы» нацистских извергов над заключенными. Правда, самой Жене посчастливилось избежать побоев и пыток, но зато она достаточно видела следов расправ над непокорными – почти ежедневно ее и других сотрудниц хозблока вызывали для уборки камер, где терзали смертников, – мыть хлорным раствором заляпанные кровью стены и полы, отскабливать рвотные массы и человеческие испражнения. «Немножко дольше побыть бы в том аду – и определенно сошла бы с ума, – говорит Женя, – до самой смерти не забуду этот лагерь…»