Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет великий Сталин
И первый маршал в бой нас поведет…

Теперь пели не только пленные, но и шагающие бок о бок с ними «восточники» и поляки. Те же, кто успел уйти вперед, либо останавливались, поджидая колонну, либо шли с радостными лицами ей навстречу. А отставшие, наоборот, торопливо догоняли ее, тут же присоединялись к поющим:

А если к нам полезет враг матерый,
Он будет бит повсюду и везде…

Наконец вахман надумал: «Колонна, бегом – марш!!» – заорал он и для острастки поднял вверх автомат. Сухая автоматная очередь вспорола воздух. Спугнутая неожиданной стрельбой песня оборвалась на полуслове.

«Бегом – марш!!» – разорялся багровый от натуги очкарик, и колонна дрогнула, смешала шаг. Красноармейцы нехотя побежали. Кто-то из них, обернувшись, крикнул: «Товарищи! Девчата, вы не спешите за нами. Чтобы не было для вас неприятностей. Идите спокойно. Мы одни ответим за все».

Однако ответ держать пришлось не только им. Возле полицейского участка два хмурых солдата без объяснений заворачивали всех «остарбайтеров» и поляков на площадь. Когда собралась толпа примерно человек в пятьдесят, из дверей участка показался деревенский вахмайстер, при полной амуниции, в пенсне с дымчато-темными в золотых ободках стеклами. Обвел молчаливо-настороженную толпу равнодушно-холодным взглядом.

– Что произошло там, на трассе? – спросил негромко. – Отчего и у кого появилось вдруг песенное настроение? Попрошу этого человека выйти сюда.

Толпа молчала, не шелохнувшись.

– Имя зачинщика! – повторил вахмайстер жестче. – Если у нарушителя не хватает смелости самому признаться в совершенном – прошу назвать имя зачинщика. Остальные будут тотчас отпущены по домам.

Толпа молчала.

– Ну что же… Стойте здесь до ночи. – В голосе вахмайстера была угрюмая усталость. – Стойте, стойте… Пока не скажете то, что я требую… – Внезапно дымчатое пенсне уставилось на нашу тройку, одутловатое лицо блюстителя порядка слегка оживилось. – А-а, – протянул он и поманил меня пальцем. – Подойди-ка, пожалуйста, сюда. И ты тоже. – Он ткнул пальцем в Галю. – Подойдите обе!

«Господи, помоги мне», – помолилась в смятении я, когда мы с Галей, испуганные, но храбрящиеся, приблизились с пылающими лицами к вахмайстеру.

– Я знаю вас обеих, – сказал он благосклонно. – Знаю также, что вы не способны на вранье либо на утаивание и, несомненно, скажете мне, кто был зачинщиком безобразия на трассе.

– Господин вахмайстер, – сказала я, честно и преданно глядя в темные кружки стекол, – господин вахмайстер, извините меня, пожалуйста, но я не совсем понимаю, о каком безобразии должна вам сообщить.

– Говори, кто первый начал эту идиотскую песню, – повысив голос, нахмурился вахмайстер. – Мне доподлинно известно, что зачинщик – не из военнопленных. Ты там была, не можешь не знать!

– Ах, песню… Но я не знаю, честно не знаю, кто первый начал… По-моему, запели все одновременно. Правда, правда, господин вахмайстер. – Я обернулась к Гале. – А ты? Может, ты слышала?

– Не-ет, – в растерянности, недоуменно пожав плечами, протянула Галя и, видимо, от испуга, добавила уж совсем несуразное: – А где пели-то?

– Гейт вег! Пошли вон! – гаркнул, побагровев, вахмайстер и, отвернувшись от нас, махнул в толпу рукой. – Пошли все вон, бездельники! Но предупреждаю: если еще раз повторится подобный инцидент – мы не станем искать зачинщиков, а каждый десятый… Нет, каждый пятый «остарбайтер» и поляк будут немедленно отправлены в концлагерь. Немедленно! Всё! Я предупредил…

Домой мы возвращались «победителями», особенно геройски чувствовала себя Вера: «Девчонки, какие же у нас люди – просто замечательные! – вся сияя, возбужденно говорила она. – Ведь когда я запела, рядом были даже малознакомые „восточники“ и поляки. Они же видели, слышали, но никто из них не выдал меня. Какие же все замечательные!»

Тут Вера совсем разошлась от своего геройства и бесшабашно заявила, что она и не подумает сейчас идти к себе, – пусть «колдовка» сама кормит свиней, – а отправится к нам и останется у нас часов до восьми. «Слушай, Верушка, – предложила вдруг она, – а давай перекусим чем-нибудь сейчас у вас и пойдем к Степану. Узнаем, почему Нинка не была сегодня на окопах, заодно расскажем ей обо всем. Может, там англики будут. Потанцуем… Давай, а?.. Симушка, – обратилась она без промедления к Симе. – Ты дашь мне свои туфли? Они мне как раз впору… И платье – то, зелененькое. Не идти же на танцы в клемпах».

Мне тоже вдруг страшно захотелось пойти к Степану, увидеть не только Нину, но и Джона (он не обещал в тот вечер быть у нас), и мы с Верой, быстренько перекусив чем попало (обеда не стали ждать, это было бы слишком долго), отправились, принаряженные, к Степану.

И вот тут я начинаю рассказ о втором произошедшем в тот день событии, от которого всю эту неделю такое мерзкое настроение.