Читаем Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 полностью

Ну, в общем, мне было приказано, и я делала и не переставала, как уже сказала, удивляться немецким странностям. Зато сколько за эти дни наслушалась от Линды и Клары (в основном от Линды) рассказов, явных небылиц и сплетен, касающихся жизни тех или иных деревенских обитателей! Но я рассказывать о них здесь не буду – не хватит ни времени, ни места. Пожалуй, отмечу лишь одну Линдину сплетню (а сплетня ли это?). Оказывается, бойкая вдовица-мельничиха всерьез собирается оженить на себе вдового Шмидта и даже имеет твердое намерение отправиться вместе с ним в эвакуацию. Часть ее пожитков и припасов уже доставлена и погружена в бездонный тракторный прицеп (недели две назад Лешка с Юзефом привезли от мельничихи какие-то ящики).

Прошедшее воскресенье явилось первым за много недель поистине выходным, свободным днем. Кажется, рытье окопов для нас закончилось. Ужасно неприятно думать о том, что оползающие по осени грязью, а сейчас запорошенные снегом траншеи помешают наступлению наших войск, на какое-то время задержат их.

Во втором часу дня пришли Вера с Галей, и я настроила их (впрочем, без особого труда) сходить к Степану. Вот тут-то я и начинаю свой рассказ о событии, которое доставило мне много неприятных переживаний и страха и которое вновь напрочь испортило только-только наладившиеся отношения с моей непримиримой мамулькой.

С той памятной субботы Джонни у нас так и не появлялся, но зато мы интенсивно переписывались с ним (Джон гонял мальчишек чуть ли не через день), – просто в шутливом, легком тоне интересовались самочувствием друг друга, сообщали очередные новости.

После обеда погода внезапно и резко испортилась – хлопьями повалил мокрый снег. На подоконниках тотчас выросли миниатюрные сугробы, а дорога враз превратилась в мешанину из снега и грязи. Едва мы сошли с крыльца, как снег залепил лица, однако мы храбро шли вперед.

У Степана в такую снежно-дождливую круговерть, конечно, никого не ожидали, поэтому страшно обрадовались нам. Джон оказался уже там и, как мне показалось, был рад больше всех. Все рассказывали о «файертаге» Томаса, а Степан, глядя с улыбкой на меня, сказал, что Джонни только портил всем настроение своим угрюмым, мрачным видом. Нина (она наконец освободилась от обязанности прислужницы в хозяйском доме) принялась запоздало ругать меня – но разве же я виновата? Вскоре пришли Томас, новенькие англики и вахман Хельмут. Неожиданно заявились Янек с Юзефом и Иван Болевский. Джонни сбегал в лагерь за своим аккордеоном с памятными мне голубыми клавишами, и мы немного потанцевали.

Около пяти часов Вера засобиралась домой, за нею поднялась и Галя. Джон и все остальные уговаривали меня остаться еще хотя бы ненадолго, но мне не хотелось обижать девчонок – уже коли пришли вместе, так надо и уходить так же. Джон проводил нас до поворота в деревню, повторил то, что писал и в письмах: он не решался прийти к нам, так как опасался, что моя мама все еще сердится на него, что, по его мнению, не может не отражаться на мне. На это я гордо, но, кажется, не совсем логично заявила, что уже, слава Богу, сама не маленькая и как-нибудь самостоятельно справлюсь со всеми своими проблемами. Ответно Джон тут же с готовностью заявил, что он сегодня же (то есть это было в воскресенье) явится к нам, только чуть попозже, когда окончательно стемнеет.

Теперь я наконец вплотную приступаю к изложению того приключения, при воспоминании о которому меня и сейчас начинают трястись руки и ноги, а сердце, по образному выражению Юзефа, «вуает кота-кота»[46] и от неприятных и даже страшных последствий которого нас всех поистине выручила какая-то сверхъестественная сила… Но об этом – завтра или в один из ближайших дней, потому что сейчас очень хочу спать, и моя элегантная парижская ручка просто уже дважды бессовестно вываливалась из рук.

14 декабря

Четверг

Продолжу свое повествование от 12 декабря.

Джонни пришел, когда уже было совсем темно. Немного погодя заявился Ян от Нагеля с губной гармошкой. Поговорили о последних событиях. Джон сказал, что в боях за Будапешт нашим войскам опять удалось посадить немцев в грандиозный «котел» и что, вероятно, Венгрия тоже скоро последует примеру Италии.

Я завела патефон. Немного послушали музыку, и даже мы с Яном, а Юзеф с Симой потанцевали. Потом пошли в кухню перекусить (все наши, кроме меня и Юзефа, уже успели поужинать), пригласили и Джона с Яном. Те не отказались. Сидели за столом, шутили, смеялись. Ребята снова рассказывали разные смешные истории. Словом, как и в прошлый раз, вечер проходил в самой что ни на есть непринужденной обстановке. Как будто перед бедой без причины разбирал смех. Ян взял в руки гармошку, а я с реверансом, церемонно пригласила Симу: «Прошу вас, фрау-мадам», и мы с ней, горделиво подбоченясь и поводя плечами, прошлись по кухне в плясе, еще и припевая при этом:

Русский, немец и полякТанцевали краковяк…
Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное