Сопровождаемая охами и горестными причитаниями мамы, я вышла из подвала и чуть не упала от внезапного головокружения. Придя мало-мальски в себя, огляделась. Кругом было пусто – ни человека, ни птицы, ни собаки. Сойдя со ступенек, осторожно прошла к дороге, остановилась возле угла палисадника. Дымящийся, закопченный остов театра смотрел на покореженный войною мир жуткими, черными, выгоревшими изнутри глазницами окон. Вдали, метрах в двухстах от меня, двигались по главной магистрали войска – шагала пехота, мчались машины, мотоциклы. Внезапно я заметила на одном из уцелевших зданий спущенное с верхнего окна развевающееся на ветру белое полотнище. Затем еще одно… Еще… Что бы это значило? Вывесили белые флаги? Означает ли это, что те жители города, которые не успели или не захотели эвакуироваться, сдают себя на милость победителя. Но… но тогда в городе наши? Господи, не ошибиться бы…
Внезапно из колонны мотоциклистов отделился один, свернул на дорогу, ведущую мимо моего палисадника. Заметил ли одинокую фигуру, замершую в напряженном ожидании, направился ли по приказу на разведку, или просто захотелось прокатиться по улицам поверженного города? Все ближе он… Ближе… Мое сердце готово выпрыгнуть из груди от радости – ведь на мотоциклисте советская шинель, советская зимняя шапка со звездочкой. Парень подъехал, лихо затормозив, соскочил на землю. И тут же горькое разочарование охватило душу – я увидела на плечах его шинели погоны… Нет, это не русские войска заняли город, у наших бойцов не было, не может быть погон. Кто же это? Поляки? Чехи? Или кто другие?..
Между тем подъехавший с веселым удивлением разглядывал меня, стоявшую перед ним в платке, в длинном и широком, с чужого плеча кожаном пальто.
– Здравствуй, паненка, – приветливо сказал он, и тотчас волна безумной радости захлестнула сердце: это был русский! Это был наш! Там, по центральной магистрали, двигались наши, советские войска. Это они, наши родные, бесстрашные воины, отбили сегодня ночью город, это они принесли мне, всем нам, долгожданную свободу…
– Я – не паненка, – через силу произнесла я, не в силах сдержать хлынувший из глаз поток радостных, счастливых слез.
– Не паненка? Кто же ты? – удивился еще больше парень и, не понимая, видимо, причины слез, слегка сдвинул русые брови.
– Я – русская…
– Русская? Ты – русская? Сестренка! – Брови парня разгладились. Он весело улыбнулся, широко раскинул руки. – Сестренка! Но как ты оказалась здесь?
Ткнувшись мокрым лицом в жесткую, колючую шинель, захлебываясь слезами, я невнятно объясняла: «Меня угнали в Германию… Три года назад… Мы так ждали вас… Господи, мы так вас ждали!»
Вытирая ладонью щеки, я другой рукой тянула парня за рукав.
– Я не одна здесь… Нас много. Пойдемте… Пойдемте же!
Пнув с силой ногою дверь, я втолкнула ничего не понимающего, явившегося, как ангел с неба, освободителя в подвал, сама влетела следом, с порога завопила что есть мочи:
– Наши!.. Это наши пришли!.. Наши!..
Господи, что тут было! Парня чуть не задушили в объятьях, обмусолили все лицо поцелуями. Со всех сторон к нему тянулись руки, а он, смущенный, радостно-растерянный, поочередно пожимал их, сбивчиво отвечал на бессвязные вопросы.
– Как тебя зовут, сынок? – спросила мама, когда все немного успокоились, вытирая глаза сдернутым с головы платком. – Скажи нам свое имя, чтобы мы могли до конца жизни молиться за твое здоровье.
– Ваня… Иван, – ответил, пунцово покраснев, парень и окончательно растерялся, смутился. – Ну, зачем уж так-то – молиться за меня… Я ведь не один здесь. Вон нас сколько – брали этот город.
А меня его имя неожиданно вновь стремительно вернуло в недавнюю, кабальную жизнь. Живо вспомнились мрачные угрозы Шмидта: «Не надейтесь на что-то хорошее для себя! Вот придут сюда русские Иваны – вам же первым не будет от них пощады. Если сразу не расстреляют – то сошлют в лагеря за колючую проволоку…»
Посмотрел бы он сейчас, этот несостоявшийся нацистский прорицатель, на нашу встречу с «русским Иваном»! Посмотрел бы!
– А что это вы ховаетесь по подвалам? Хватит вам уже прятаться, – шумел между тем Иван. – Выбирайте любой дом, занимайте лучшие квартиры! Теперь вы здесь паны, а они, фрицы, пусть послужат вам…
И, уже стоя на пороге – торопился догонять свою часть, – воскликнул, улыбаясь загадочно и хитро:
– А вы, девчата, знаете, какой сегодня день? Вот ты, сеструха, – обратился он ко мне, – ты знаешь какой сегодня день?
– День?! – У меня все перемешалось в голове, я не могла ничего сообразить: – День… Конечно же, он самый необыкновенный, сегодняшний день, самый счастливый!
– Так сегодня же восьмое марта! Ваш женский праздник! Поздравляю вас!
И правда – сегодня же 8 марта! Все, абсолютно все перемешалось в голове. Однако точно знаю: отныне праздник Весны и Солнца – 8 марта – навсегда останется для меня двойным праздником. Сколько буду жить – столько буду помнить и благословлять этот день.
9 марта