Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Домой я вернулась в седьмом часу и сразу уединилась в своей кладовке. Так закончился этот воскресный день. Впереди шесть долгих, заполненных однообразным, муторным, рабским трудом дней, а там – снова воскресенье, снова «луч света в темном царстве».

29 апреля Суббота

С месяц назад Шмидт приобрел где-то полугодовалого щенка породы бульдог, которого назвал Мопсом, и теперь они оба, чем-то неуловимо, до удивления похожие друг на друга – низкорослые, приземистые, угрюмые, – повсюду ходят по хозяйственному двору вместе. Шмидт в сарай – и Мопс за ним, Шмидт к лошадям, в конюшню – и тот сзади. Однако близко к стойлам последний не подходит, видимо, опасается получить копытом по хребтине, остается в ожидании хозяина у входа. А когда Шмидт куда-то уезжает, Мопс молча, с невозмутимым видом укладывается на брошенную для него возле хозяйского крыльца войлочную попону, не отводя полуприкрытых, нарочито-равнодушных глаз с дороги, терпеливо ждет.

Странно, что этот юный пес совсем не похож на обычного веселого, непоседливого, озорного щенка. Такое впечатление, что словно бы с приобретением хозяина и властителя он приобрел и все особенности его характера, привычки – хмурость, высокомерную неприветливость, затаенную вспыльчивость. Даже к Линде и Кларе Мопс относится с пренебрежительным презрением и только при виде старой фрау иногда и то, не поднимаясь со своей попоны, слегка подрожит куцым обрубком хвоста.

И сегодня эта неразлучная пара весь день с нами. Я и Сима готовили к посеву зерно, а сумрачный Шмидт с завязанными марлей ртом и носом не отходил от гудящей машины, зорко следил за нашими руками – сколько мы ссыпаем в бункер яду, равномерно ли он там распределяется?

Воспользовавшись короткой паузой затишья, когда Шмидт выключил машину, а мы с Симой, поднатужившись, засыпали в бункер новую порцию зерна, я спросила у него – известно ли ему что-нибудь о внезапно объявившемся русском генерале Власове?

Сдвинув запыленную повязку на подбородок, Шмидт искоса, с угрюмой насмешкой взглянул на меня: «А тебе что, хочется послужить в Русской освободительной армии? Но ведь ты же такая патриотка советского большевизма! А впрочем, тебя, таких, как ты, туда, во Власовскую армию, тоже примут. Занятий для молодых дурочек найдется немало, – будете нести службу при штабе, на кухнях, в лазарете, мыть отхожие места, а в остальное время станете развлекать ваших же, только переодетых в немецкую форму, русских офицеров и солдат в борделях».

Меня разозлил издевательский тон Адольфа-второго:

– Я спрашиваю вас – этот генерал Власов действительно продавшийся немцам советский командир или он все-таки из живущих здесь русских эмигрантов?

– Ничего подобного! Никакой он не эмигрант. И что значит – «продавшийся»? – Шмидт тоже разозлился, зло сверкнул глазами. – Я уверен, что русский генерал-лейтенант Власов, перейдя на сторону немецкой армии, поступил так в соответствии с собственными убеждениями. И – не смотри на меня так, девчонка! – армия у него уже довольно значительная, к тому же день ото дня пополняется. Не все же русские такие идейные идиоты, как ты и как все вы тут. Среди «восточников» немало и умных, дальновидных людей, которые понимают, что, в конце концов, большевики окончательно развалят, загубят Россию…

Вот так. Значит, армия у предателя Власова (если этот тип – не миф) не только реально существует, но и постоянно пополняется. Значит, и среди нас, «восточников», находятся подлецы и подонки, для которых продать Родину – раз плюнуть, в душах которых не осталось уже ничего светлого и святого. Ну что же. Пусть эти дешевки польстились на щедрые фрицевские обещания и посулы, на фрицевские дерьмовые подачки. Много ли и долго ли они навоюют с армией фюрера? И куда они денутся, когда Дейтчланд потерпит окончательный крах? И у кого потом будут служить, к каким новым хозяевам переметнутся?

Ну ладно. Пусть предательство остается на совести предавшего. Не буду больше писать здесь о таком. Не хочу. Противно.

Вчера вечером неожиданно заявился Роберт. Я совсем не ждала его, тем более что в обед запыхавшийся Толька доставил от него письмо, в котором он извещал, что постарается навестить меня в воскресное утро. Но оказалось, что вахман внезапно заболел – после фронтового ранения у него открылось легочное кровотечение, и бедолагу срочно отправили в госпиталь. Роль надсмотрщика за английскими пленными временно принял на себя хозяин поместья, где трудится Джонни, – Насс, и Роберт, дождавшись, когда тот навесил на наружную дверь лагеря тяжелый амбарный замок и, покряхтывая, отправился домой, к теплому камину, – тут же благополучно выбрался через окно на волю. Теперь он здесь, и впереди у нас – несколько драгоценных часов. Какое счастье, любимая!