Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Во мне, как в единственной молодой представительнице женского пола, на которую бы ее Франтишек мог обратить внимание, Генька тотчас же заподозрила потенциальную соперницу. Она искоса, придирчиво осмотрела меня, после чего бесцеремонно заявила, что, по ее мнению, среди русских нет по-настоящему красивых девчонок – либо слишком худы, либо чрезмерно толсты. К тому же не умеют следить за собой, совсем не пользуются косметикой, поэтому и выглядят бесцветными, невзрачными… Меня смех разбирал при взгляде на Генькины малиновые щеки и фиолетовые брови, но я постаралась сдержать себя и, чтобы погасить неуместную, безосновательную ревность своей незваной гостьи, вскоре ушла в кухню писать письма Зое и Маргарите.

И сегодня эта милая парочка уже чуть ли не с утра торчит у нас. Поэтому, когда в одиннадцатом часу пришел Роберт, мы вынуждены были провести отпущенные ему судьбой (в лице «недобитого подонка» – вахмана) полчаса в моей кладовке. Оставаться нам в кухне я считала опасным из-за чрезмерного любопытства Геньки. Из кладовки мы слышали, как она дважды бесцеремонно распахивала дверь в кухню, интересовалась, куда я вдруг могла исчезнуть и чем занимаются, что «куштуют» к обеду матушка (так она зовет маму) и Сима. Сама Генька, по-видимому, не любит утруждать себя хозяйственными делами, предпочитает быть постоянно рядом со своим Франтишеком.

Перед уходом Роберта я попросила Симу пройти в комнату и чем-то отвлечь гостей, сама же вышла на задворки дома, в огород, словно бы нарвать к обеду салата – его зеленые кустистые стебельки уже поднялись на грядке. Увидев, что ни Эрны, ни кого другого постороннего поблизости нет, подала Роберту в окно кладовки знак. Он тотчас распахнул раму, ловко спрыгнул на землю. За углом дома накоротке поцеловал меня в висок и бодро, независимо пошагал по дорожке мимо наших и Эрниных окон. Ну, кто бы мог разгадать в этом, обряженном в чужой, засаленный, с ОСТом на груди пиджак оборванце того элегантного, благоухающего одеколоном и ароматным дымком сигарет, ирландского денди, который совсем недавно сидел со мной рядом на расстеленной поверх перевернутого ящика из-под картошки газете в полутемной, сырой кладовке?

Я не обещала Роберту прийти сегодня к Степану, так как накануне получила приглашение от Люси заглянуть к ней на день рождения. Часа в три явилась Вера (Люся позвала ее тоже), и мы с ней, прихватив подаренный мне недавно Робертом флакончик духов, сначала зашли к Клееманну за Галей, затем направились по назначению. Я чувствовала себя не совсем спокойно и уверенно, так как была без пропуска, но, слава Богу, все обошлось.

Едва вышли из деревни, как вдруг позади, буквально за нашими спинами, раздался резкий звонок велосипеда. Не оглядываясь, мы с визгом отскочили в разные стороны (у меня сразу душа «ушла в пятки» – не Квашник ли?). Но оказалось, что это всего-навсего Маковский. Старый батрак узнал меня издалека и решил напугать нас.

Хехекая себе в усы, Маковский с довольным видом слез с велосипеда, придерживая его за руль, пошел рядом с нами. Выяснилось, что заболела фрау Эльза, и он, Маковский, был сейчас у деревенского лекаря. Однако «Коси-коси сено» не смог ничем помочь ему. Сокрушенно покачивая головой, Маковский говорил сердито: «До чего же довели страну эти бездарные фашистские правители! Народ бедствует, нищенствует, лишен самой элементарной медицинской помощи, а между тем миллионы марок уходят на то, чтобы человек убивал человека, можно сказать, летят псу под хвост».

Поглядывая на меня сбоку, Маковский рассказывал о своей фрау Эльзе. Она очень больна, и тянется ее болезнь уже долго. Если признаться по правде, то это скорее душевный, а не физический недуг. С некоторых пор фрау Эльза стала часто видеть во сне одного из своих мальчиков, и она решила, что, вопреки полученному ею извещению, он вовсе не погиб, а жив. Он жив, твердит она, только находится где-то очень далеко. Ему трудно там, и он зовет ее, свою муттерхен. Поэтому она должна немедленно бросить все и отправиться к нему.

Доходит до того, вздыхая, говорит Маковский, что уже несколько раз фрау Эльза вставала среди ночи, осторожно, неслышно (о-о, она стала очень хитрая!) одевалась и уходила из дома. Он, Маковский, умаявшись дневной работой, обычно спит крепко, случается, не всегда слышит ее шаги, шорох. А когда просыпается и видит, что фрау Эльзы рядом нет, кидается искать ее, бегает в страшном расстройстве и в смятении по дорогам от поместья к поместью. А однажды, уже вконец отчаявшись от долгих бесплодных поисков, он нашел свою Эльзхен на железнодорожной станции в Грозз-Кребсе. Она сидела в абсолютной темноте, в одиночестве на скамье, озябшая, полураздетая, а завидев его, стала плакать, громко кричать, что он не любит ее мальчика, а потому не дает ей уехать к нему, в страшную Россию.