«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

– Я бы на твоём месте не утверждал этого столь категорично, – заспорил Ноэль. – Полагаю, мне удалось бы вскорости научиться. А до этого сочинял бы на английском. Наверняка там найдутся люди, которые поймут. А если даже и нет, то их пылкие южные сердца всё равно отзовутся сочувствием на меланхолические баллады, исполняемые исхудавшим и бледным иностранцем на незнакомом языке. Я, например, именно так это себе представляю. Они ведь не столь холодны и жесткосердны, как северяне, всякие там пивовары, пекари, банкиры или мясники в большинстве своём или кто-то столь же скучный. А итальянцы посвящают себя совсем другим занятиям. Они или бандиты, или виноградари, или на гитаре играют, или заняты чем-нибудь не менее увлекательным: давят красный виноград, танцуют, смеются. Ну, вы же сами прекрасно знаете.

– Похоже, готово, – объявил в это время Освальд. – Г. О., закрой свой ничтожный рот и принеси чашку холодной воды.

Мы капнули ирисочной массы в воду, проверяя, достаточно ли она уварена, а потом вылили небольшое количество на тарелку, но, поскольку загодя смазать тарелку маслом мы не удосужились, вязкая масса, застыв, напрочь прилипла к ней, и в целях её извлечения тарелку пришлось разбить.

Увы, оказалось, что тарелку мы взяли из парадного обеденного сервиза. Разгорелся скандал, и романтические видения, порождённые мозгами поэта Ноэля, напрочь вылетели из наших голов, чтобы всплыть позже, когда некие обстоятельства глубоко погрузили нас в тёмные воды печали.

На следующий день Г. О. сказал Доре:

– Мне надо поговорить с тобой. Наедине. Так, чтобы только ты и я.

С этой целью они отправились на потайную лестницу, которая жутко скрипела и уже много лет была скорее явной, а когда вернулись оттуда, Дора уселась шить, а Г. О. начал ей помогать. И никому из нас, остальных, они не позволяли смотреть, что именно делают.

– Можете быть уверены, это ещё один свадебный подарок, – скривился Дикки. – Не удивлюсь, если он окажется каким-то тупым сюрпризом.

И больше по сему поводу никто ничего не сказал. Бóльшая часть компании отправилась кататься на коньках во рву, вода в котором замёрзла и превратилась в отличный лёд. Но Дора коньки не любит. У сестры от них, по её словам, болят ноги.

Рождество и День подарков прошли как искромётный сон. И наступил день свадьбы. Мы все сначала отправились в дом матери невесты, чтобы там влиться в свадебную процессию и уже вместе с ней проследовать в церковь.

Девочки, давно мечтавшие стать подружками невесты, теперь с гордостью оглядывали свои накидки из белой ткани со множеством находящих друг на друга воротников-пелерин, как у кучера, и в белых бобровых капорах. Выглядели они неплохо, словно сошли с рождественских открыток. Из-под длинных накидок виднелись подолы белых шёлковых платьев, тонких, как батистовые носовые платки. А на туфлях у них были пряжки из настоящего серебра, которые им подарил наш индийский дядя.

Когда мы все уже сели в большой экипаж и он был готов отъехать, Г. О. кинулся обратно в дом и вышел оттуда с большим свёртком в коричневой бумаге. Мы подумали, что внутри тот самый подарок-сюрприз, который шила Дора, а когда спросили её об этом, она кивнула, однако никто из нас даже представить себе не мог, что` прячется на самом деле за коричневой обёрткой и как на сей раз задумал себя проявить наш младший братишка. Он ведь всегда что-нибудь да и вытворит, сколько его ни учишь.

Гостей на свадьбе собралось великое множество. Просто толпы. Еды и питья тоже было полно. И то и другое, правда, только холодное, но это не имело никакого значения, потому что во всех каминах жарко пылал огонь, а весь дом разукрасили остролистом, омелой и прочим.

Все, похоже, наслаждались, за исключением дяди Альберта и его стыдливо зарумянившейся невесты. Они, кажется, пребывали в полном отчаянии. Люди вокруг твердили на все лады, как мило выглядит новобрачная, но Освальд подозревал, что не слишком-то ей и понравилось выходить замуж, против ожиданий. И не очень-то, в общем, она и зарумянилась. Разве что кончик носа покраснел из-за холода в церкви, но всё равно она оставалась очень весёлой.

Церемонию провёл тот самый священник, который совмещал в одном лице служителя церкви и брата невесты. Он это умеет лучше всех остальных известных мне Божьих слуг и к тому же совсем не напыщенный зануда, что сразу становится понятно любому, кто сведёт с ним хотя бы поверхностное знакомство.

Когда церковная церемония (несколько поспешная по причине холода) завершилась, дядя Альберта и невеста уехали в экипаже домой. А потом состоялся обед, и все пили за молодых шампанское, но нам отец разрешил попробовать самую капельку, хотя я совершенно уверен, что Освальду больше и не захотелось. С него и этой капельки хватило, поскольку шампанское, на его вкус, походило на газировку, смешанную с лекарством. Херес, в который мы однажды добавили сахар, и то был вкуснее.