– Пускай себе при полном молчании закатывается, – зло отчеканил Дикки. – Освальд ведь не сказал, что мы будем злиться вечно. Но я полностью с ним согласен и с этим уродом разговаривать больше не собираюсь. Ни при каких обстоятельствах. Даже при взрослых. И пусть они думают что хотят.
И с той поры мы все с Арчибальдом больше не разговаривали.
Освальд помчался за водопроводчиком и не только сумел отыскать одного из представителей этого трудноуловимого племени, но в ярости своей оказался настолько красноречив, что водопроводчик согласился сразу же последовать за ним.
А когда вернулся домой отец, Освальд и Дикки завели его в кабинет, и там Освальд сказал отцу то, о чём мы заранее все условились. Звучало это так:
– Отец, нам всем очень жаль, но один из нас продырявил на чердаке трубу. Только, пожалуйста, не заставляй нас про это рассказывать что-то ещё, иначе выйдет нечестно. Нам очень стыдно. Пожалуйста! Пожалуйста, не спрашивай нас, кто это сделал!
Отец, не на шутку встревоженный, покусывал усы.
– Освальду удалось найти водопроводчика, и тот сейчас уже чинит трубу, – сообщил Дикки.
– Но каким образом вы на чердак умудрились забраться? – поинтересовался отец.
И тут мы встали перед необходимостью раскрыть сокровенную тайну верёвочной лестницы. Пусть нам никто никогда не запрещал плести верёвочные лестницы и лазить на чердак, мы посчитали нечестным смягчать подобными доводами гнев отца. Да, полагаю, он бы и не смягчился.
Пришлось нам всё выдержать. Приговор вынесен был кошмарный. Нам запретили идти на праздник к миссис Лесли. А вот Арчибальду позволили. Ведь он твёрдо отрицал своё участие в деле с водопроводом. И я не силах придумать ни одного приличного и достойного истинного мужчины слова, чтобы выразить, кем считаю чудовищного своего кузена.
Верные принятому решению, мы перестали с ним разговаривать, и мне кажется, отец приписал это зависти, ведь кузену предстояло насладиться фокусами и «волшебным фонарём», а нам – нет.
Ноэль страдал больше всех. Ему-то ведь было известно, что наказаны мы исключительно по его вине. Он изо всех сил старался вести себя с нами как можно ласковее, пытался для каждого написать по стихотворению, но даже на это был не способен от огорчения. Вконец отчаявшись, он шёл в кухню, садился Джейн на колени и жаловался, что у него болит голова.
Наступивший день праздника поверг нас в пучину уныния, а Арчибальд между тем достал свой парадный костюмчик, приготовил чистую рубашку, шёлковые носки в красную точку и отправился в ванную.
Ноэль и Джейн пошептались на лестнице, а потом служанка поднялась наверх, а наш брат спустился вниз, и Джейн постучала в дверь ванной комнаты:
– Мыло возьмите, мастер Арчибальд, а то я загодя приготовить его забыла.
Дверь приоткрылась. Арчибальд просунул в щель руку.
– Секундочку подождите, а то у меня руки заняты, – сказала Джейн.
Стоило ей это произнести, как газовое освещение во всём доме сделалось сперва тусклым, а затем вовсе потухло. Мы затаили дыхание.
– Вот оно, ваше мыло, – снова заговорила Джейн. – Держите. Я вам прямо в руку вкладываю, а сама побегу выключать горелки, а потом глянуть, чего там с газом такое стряслось. Но вы не ждите, пока свет наладится, иначе можете опоздать, сэр. Я бы на вашем месте прям в темноте мытьё начала. С газом-то раньше чем через десять минут не наладится, а на часах уже пять.
На часах натикало гораздо меньше, но Арчибальду для пользы дела не следовало об этом догадываться.
Ноэль протопал во тьме вверх по лестнице, нашарил ощупью что-то и прошептал:
– Там есть такая маленькая фарфоровая пумпочка, которая запирает дверь ванной снаружи. Так вот я её повернул.
За дверью ванной булькала и шипела в трубах вода. Темнота не рассеивалась. Отец и дядя домой ещё не пришли, и это было большим везением.
– Просто тихонько ждите, – велел нам Ноэль.
Мы уселись на ступеньки и стали ждать.
– Просто ждите, – повторил Ноэль. – И не спрашивайте меня пока ни о чём. Скоро сами всё увидите.
Мы ждали. Света по-прежнему не было.
Наконец Арчибальд, видимо посчитав, что уже достаточно чист, решил выйти наружу. И конечно же, открыть дверь не смог. Он пинал её, барабанил в неё кулаками, орал сквозь неё, и всё это вселяло в нас радость. А потом Ноэль ему прокричал сквозь замочную скважину:
– Мы тебя выпустим, если вернёшь нам обещание не рассказывать про тебя и трубу. Мы и так никому ничего не скажем, пока ты не уедешь в школу.
Кузен долго артачился, но в итоге ему пришлось согласиться.
– Подавитесь своим обещанием! Всё равно больше никогда в ваш проклятый дом не приеду! – проорал он сквозь скважину.
– Тогда зажигайте свет, – сказал Освальд, всегда безошибочно угадывающий, чему и когда следует произойти, хотя даже он не мог представить себе, сколь вдохновляющее зрелище нам откроется.
– Свет, зажгись! – пропел, задрав голову к верху лестницы, Ноэль.