«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Мальчик сразу же к нам расположился и даже помог девочкам забраться в лодку, которая уже покачивалась на волнах возле помоста, похожего на шаткий, колышущийся от каждого шага плот с отверстиями посередине, сквозь которые виднелась вода. Она вела себя здесь как-то не по-речному, а по-морскому, тяжело ударяясь в лодочные борта.

Грёб мальчик. Нам он грести не позволил, хотя я тоже неплохо это умею. Лодку раскачивало и бросало в разные стороны, как шлюпку в разволновавшемся море. Когда мы были примерно на середине реки, Ноэль спросил:

– Я очень зелёный?

– Да, дорогой, пожалуй, – ласково подтвердила Элис.

– А ощущаю я себя ещё зеленее, чем выгляжу, – простонал он, и чуть погодя ему стало совсем уж плохо.

Мальчик начал смеяться, но мы притворились, что этого не заметили.

Я очень хотел бы вам рассказать хотя бы о половине того, что мы видели, пока лодка пересекала эту комковатую воду, которую проплывавшие пароходы заставляли вздыматься огромными волнами.

Освальд качку прекрасно выдерживал и был в полном порядке, а вот некоторые прочие впали в сильную молчаливость и глубокую задумчивость. Дикки уверяет, что видел всё то же, что и Освальд, но я в этом не уверен.

Там были пристани, паровозы, громадные ржавые краны, поднимавшие целыми связками и переносившие с места на место рельсы.

А потом мы проплыли мимо полуразобранного старого корабля. Деревянных частей на нём уже не было, теперь с него сдирали обшивку, с которой густо сыпалась рыжая ржавчина, и вода вокруг корабля окрашивалась в такой цвет, будто он истекает кровью.

Глупо, наверное, было ему сочувствовать, но я тем не менее загрустил от мысли, что бедняге этому, как ни ужасно, уже никогда не выйти в море, волны которого зелены и чисты, хотя свирепостью порой превышают натиск чёрных валов, бесновавшихся вокруг нашей маленькой барки.

Никогда до этого путешествия через реку не подозревал о существовании кораблей стольких разных цветов и форм, и мне кажется, я мог бы их вечно разглядывать, мечтая о жребии пирата или чём-то подобном.

Мы проплыли ещё какое-то время, когда Элис сказала:

– Освальд, я думаю, если мы скоро не высадимся на сушу, Ноэль умрёт.

Я и сам замечал, насколько он плох, но мне казалось, что с моей стороны будет вежливее этого не замечать.

Наконец наш «пиратский бриг», энергично лавируя среди других «корсарских кораблей», пришвартовался к берегу ровно в том месте, где от воды наверх шли ступени.

Ноэлю теперь было настолько плохо, что мы понимали: для охоты на китайцев он непригоден. Г. О. ухитрился незаметно для всех снять в лодке ботинки и обуваться снова отказывался на том основании, что они ему слишком жмут и трут. Поэтому мы решили, что оба посидят в сухом уголке лестницы и подождут нашего возвращения.

Тут вдруг Дора и заявила:

– Я тоже останусь. И вообще, я считаю, нам нужно вернуться домой. Уверена, отцу не понравилось бы, если бы он узнал, в каком диком, варварском месте мы оказались. Пинчера должна искать полиция.

Однако у остальных даже мысли не возникало о капитуляции, тем более что Дора сообразила прихватить с собой пакет печенья, которым мы все, кроме Ноэля, в это время и подкреплялись.

– Может, полиция и должна, но не станет, как мне ни жаль, – возразил ей Дикки. – На вот, возьми мою куртку.

Освальд как раз и сам собирался сделать то же, естественное для любого настоящего мужчины предложение, хотя ему и было совсем не жарко.

В итоге оба оставили свои куртки и вместе с Элис, которая не поддалась на уговоры остаться, сперва поднялись по ступенькам, потом прошли узким коридором и бесстрашно пустились на поиски китайцев.

Местность над рекой, по которой мы теперь шли, была очень странной. Узкие улицы. Дома, тротуары, одежда людей и даже грязь на дорогах имели здесь одинаковый серо-коричневый цвет. Входные двери жилищ сплошь стояли настежь распахнутые, и сквозь проёмы мы могли разглядеть такую же серо-коричневую их внутренность.

Женщины в синих, лиловых или красных шалях, устроившись на ступеньках крылец, причёсывали детей и время от времени перекрикивались через улицу. Появление трёх путешественников, то есть нас, похоже, местных жителей изрядно поразило, и часть их высказываний по этому поводу звучала не слишком приятно.

Именно тогда Освальд уловил закономерность, знание которой множество раз пригождалось ему в дальнейшей жизни. Сколь бы настороженно и грубо бедняки на вас ни таращились в первую минуту, всё разительно менялось, стоило вам обратиться к ним с вежливым вопросом. Пусть даже вы просто справлялись о том, который теперь час или как пройти в такое-то место.

Но даже и после того, как отношения с местными вполне наладились, мне было неловко и неуютно видеть их бедность, и я поневоле сравнивал их тяжёлую жизнь с нашей собственной в замечательном блэкхитском доме. Многие герои книг испытывают такие же чувства, и вполне обоснованно, но всё-таки подобные эмоции бывают тем отчётливее и острее, чем лучше с тобой в таких вот местах обращаются.