«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Мы спрашивали, спрашивали и спрашивали, но никто не видел собаку или китайца. Я уже начал думать, что след потерян, а прожить весь день на одном печенье невозможно, когда мы, влетев на солидной скорости в поворот, неожиданно врезались в самую крупную женщину, которую я когда-либо видел. Окружность её составляла несколько ярдов, и было видно, что она готова впасть в ярость, но, прежде чем ей это удалось, Элис воскликнула:

– Ой, простите нас, пожалуйста! Мы не хотели! Правда! Надеюсь, мы вам не сделали больно?

Нараставшая ярость вмиг испарилась, и женщина, стоило ей немного восстановить дыхание в своём объёмистом теле, ответила:

– Ни малейшей боли, милочка. А вы-то сами кудай-то спешите?

Мы ей всё рассказали. Она отнеслась к нам, несмотря на свои устрашающие размеры, на удивление дружественно и посоветовала особо здесь не отсвечивать одним без взрослых. Но Освальд себя ощущал вполне нормально, в чём и поторопился её заверить, хотя в глубине души сильно радовался, что Элис, спеша на поиски Пинчера, случайно надела самое старое своё пальто, предназначенное для работы в саду, о чём уже не раз вслух сокрушалась по пути.

– Ну так вот, – сказала нам женщина. – Ежели идти по этой дороге до самого что ни на есть конца, а тама свернуть в первой поворот направо, а вдругорядь налево и на втором повороте снова-здорово направо и пойти по длинному коридору меж стенами, то вы аккурат попадёте в Розовые сады. Тама часто китайцы встречаются. И ежели тем же путём возвернётесь назад, то меня выглядывайте. А я-то уж здеся сама поспрошаю у кое-кого из нашенской молодёжи, которые интерес имеют к собакам. Известны мне такие. Вдруг да и разузнаю чего для вас.

– Спасибо вам большое, – поблагодарила Элис.

И женщина попросила, чтобы сестра на прощание её поцеловала, а мы потом ещё раз уточнили у корпулентной особы маршрут, а затем выяснили название улицы, где находились. Это была Найтингейл-стрит (Соловьиная улица), а лестница, возле которой осталась часть нашей команды, звалась Булламиз-Козуэй.

У нас ведь был уже кое-какой опыт исследовательских экспедиций, и он подсказывал: не можешь делать в пути зарубки на деревьях или оставлять перекрещенные ветки, как это делают цыгане, запоминай хотя бы названия, способные послужить вехами на обратном пути.

Попрощавшись с женщиной, мы пошли по коричнево-серым улицам, где лавки попадались редко, разве что самые простецкие, и наконец добрались до узкого длинного прохода. По обе стороны его тянулись высокие гладкие серо-коричневые стены, и, судя по запаху, за какой-то из них находился то ли газовый, то ли кожевенный завод.

Возле прохода мы никого не увидели, но стоило нам шагнуть в него, как до нас донёсся издали топот бегущих ног, и Освальд сказал:

– Слушайте, а вдруг это похититель Пинчера? Узнал, что хозяева его ищут, и теперь пытается удрать.

Мы все припустили что было духу вперёд. Проход круто сворачивал в сторону, и, завернув за угол, мы увидели, что никто уже никуда не бежит. Четверо мальчишек окружили пятого, в голубой одежде, казавшейся очень яркой на том грязном, серо-коричневом фоне, который, похоже, преобладал повсюду в этих унылых краях.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что человек в голубом никакой не мальчишка, но мужчина в летах. Жёлтое лицо его бороздили морщины. На голове была мягкая круглая фетровая шапочка, а голубое одеяние фасоном напоминало просторную блузу. Полагаю, нет больше смысла скрывать от проницательного читателя, что как раз кого-то похожего мы все и искали.

У небесно-голубого китайца явно возникли немалые сложности из-за мальчишек, которых Элис назвала позже извергами рода человеческого. Они смеялись над стариком и обзывали его такими словами, что я пожалел о присутствии сестры. Но она, как выяснилось впоследствии, ничего из их слов не слышала, потому что её охватила ярость.

– А давайте дерганём его за свиной хвостик! – проорал один из этих отбросов общества, указывая на косичку китайца.

Старик пытался мучителей отпихнуть. Сморщенные его руки дрожали.

Освальд мысленно поблагодарил мудрого отца, научившего их с Дикки правильной боксёрской стойке. Даже и представлять себе не хочется, чем бы всё кончилось в ином случае. Негодяев-то было пятеро, а нас с Дикки всего лишь двое, и никто ведь не предполагал, что Элис сделает то, что сделала.

Не успел Освальд привести руки в полное соответствие с благородными правилами искусства самообороны, как Элис изо всех сил влепила оплеуху самому большому из мальчишек. А рука у неё тяжёлая. Освальд знает.

И оплеухой Элис не ограничилась. Схватив за грудки другого задиру, поменьше, она начала трясти его, как грушу, прежде чем Дикки засветил левой в глаз обидчику китайца, которому уже досталось от Элис.

Три остальных поганца напали на Освальда. Но трое против одного – пустяки для человека, который надеется, возмужав, побыть на свободе настоящим пиратом, хотя бы какое-то время.