«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Сад был очень коричневый и мокрый. Зато мы увидели там такое, что не каждый день на глаза попадается. Например, беседку из дрока, которую окружала красная стена с нишами, куда в стародавние времена можно было замуровывать еретиков. Иные из углублений оказались и впрямь достаточно большими, чтобы там мог поместиться очень маленький еретик.

Ещё мы там увидели сломанные качели и пруд с рыбками, однако явились не ради них, а по делу, и Освальд всех настоятельно принялся поторапливать с чтением докладов.

– Давайте пойдём к солнечным часам, – призвал он, – а то у меня ноги уже заледенели.

Там было суше, потому что часы окружала не промокшая лужайка, а наклонная дорожка, выложенная из мелких квадратиков красного и белого мрамора. Дорожка совершенно сухая и к тому же нагретая солнечными лучами, хотя ощутить это тепло могли только руки – ноги не чувствовали его из-за ботинок.

Освальд велел Альберту читать первым. Ум у Альберта ограниченный. Он не один из нас и редко бывает интересным, даже когда мы его принимаем в игру, а уж когда выпендривается, совершенно невыносим. Поэтому Освальд решил разделаться с его конституциями как можно скорее.

Альберт зачитал:

Кларендонские конституции

У Кларендона (иногда он зовётся Кларенс) была только одна конституция. Должно быть, она была очень плохая, потому что он был убит бочонком мальвазии[108]. Будь у него конституция получше и не одна-единственная, дожил бы до преклонного возраста. Это предупреждение всем.

Вплоть до нынешних дней остаётся тайной, каким образом он умудрился это написать и не помог ли ему дядя.

Мы, конечно, похлопали Альберту, но не от всей души, потому что в душе мы шипели от ярости.

Затем Освальд начал читать свой доклад. Ему так и не представилась возможность выяснить фамилию всемирно известного сэра Томаса, поэтому он назвал его сэр Томас Безымянный и, компенсируя этот пробел, уделил основное внимание исторически значимым событиям, о которых вряд ли где-нибудь можно прочесть, но которые зато легко вообразить со всей яркостью.

Мы ведь знали, что саду целых пятьсот лет, и Освальд считал вполне правомерным связывать находившиеся в нём предметы с эпохальными событиями, свершившимися начиная с 1400 года.

И теперь, указав на солнечные часы, которые он разглядел ещё из вагона поезда, весьма красивые по его мнению, он зачитал:

Эти часы, по всей видимости, показывали время, когда Карлу Первому отрубили голову. И когда разразилась Великая лондонская чума[109]. И когда вспыхнул Великий лондонский пожар[110]. Ибо даже в эти катастрофические моменты солнце часто изливало на них свои лучи, и мы легко можем представить себе, как сэр Томас Безымянный, определив по ним очередной эпохальный час, восклицал: «Вот так так!»

Нет, сэр Томас, конечно, такого не восклицал. Уста исторической личности подобного бы никогда не исторгли. Восклицание принадлежало исключительно Освальду, который внезапно услышал у себя за спиной яростный деревянный стук, как будто бы в ужасающей близости от него с силой столкнулись два огромных бревна.

Он поспешил обернуться, и взору его предстала гневная леди в ярко-синем платье, отделанном мехом, как на какой-нибудь картине, и в огромных деревянных башмаках, которые и производили дробный стук. Взгляд её был исполнен возмущения, рот плотно сжат, и выглядела она грозным ангелом возмездия, хотя все мы, естественно, понимали, что перед нами лишь смертная женщина, а потому и поторопились снять головные уборы. Следом за леди (похоже, в качестве подкрепления) нёсся, перепрыгивая через овощные грядки, какой-то джентльмен.

Тон, которым леди заявила, что мы нарушили границы частного владения, оказался не таким яростным, как ожидал Освальд, основываясь на выражении её лица, но тем не менее достаточно сердитым.

Г. О. немедленно заявил, что это не её владения, не так ли? Однако мы, остальные, прекрасно понимали: именно её. На ней ведь не было ни манто, ни капора, ни перчаток. Да и деревянные сабо не надевают, готовясь покинуть пределы собственного сада, где их носят, чтобы не промочить ноги.

Поэтому Освальд вежливо объяснил, что у нас имеется разрешение, и показал ей письмо от мистера Красный Дом.

– Но письмо адресовано мистеру Тернбуллу, – возразила она. – Откуда вы его взяли?

Тут уже объяснений потребовал и мистер Красный Дом, изрядно запыхавшийся после прыжков через грядки.

И Освальд их предоставил, в той самой изысканно-любезной манере, которую отмечают все знакомые и которая приятно удивляет незнакомцев, пусть даже поговоривших с ним лишь мгновение.

Разъяснив возникшее недоразумение, Освальд счёл нужным присовокупить, что хозяева почувствовали бы себя значительно хуже, если бы вместо нас у них появился мистер Тернбулл, тонкогубый и тонконогий, куда менее приятный, чем мы, с какой стороны ни глянь.

Хозяйка внимательно всё это выслушала, затем усмехнулась и попросила нас вернуться к чтению докладов.