«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

– Нет-нет. Не надо бояться, мисси. Всё это спрятано за плитой из камня. Так что если чего и увидите, то одну только надпись на ней – для назидания. А всю дорогу наверх вам будет сопутствовать свет белого дня. Но после заката я туда не пошёл бы. Вот ни в жисть. Хотя башня всегда открыта. И днём и ночью. Слыхал, что порой там бродяги ночуют. Всякий, кому понравится, спи на здоровье. Но меня не заставишь.

Мы подумали, что и нас не заставишь, но побывать в башне нам захотелось даже сильнее прежнего, особенно после того, как пожилой мужчина сказал:

– Мой собственный двоюродный дедушка со стороны матери был одним из каменщиков, которые ту плиту вмуровали. Прежде-то покойный джентльмен за стеклом находился, и каждый его мог увидеть, как он и заповедовал в своём завещании. Вот вы подымаетесь мимо, а он там лежит в стеклянном гробу, одетый во всё парадное по тогдашней моде. В серебре и шелках, как говаривал мой двоюродный дедушка, на голове парик, рядом клинок, который покойник носил при жизни. Однако, пока он лежал там, волосы у него, по словам двоюродного моего дедушки, отросли и вылезли из-под парика, а борода так вовсе до самых пальцев ног дошла. Мой двоюродный дедушка подозревал, что покойник не мертвее нас с вами, а просто в таком припадке, который, кажется, называется транзит, и однажды совсем оживёт. А у доктора было мнение, что с джентльменом, прежде чем похоронить, сделали то же самое, что с фараоном из Библии.

Тут Элис шепнула Освальду, что они опоздают к чаю, поэтому лучше прямо сейчас повернуть обратно, но он ей ответил:

– Если боишься, так прямо и говори. Да тебе и идти туда незачем. А я лично еду дальше.

Пожилой человек, направлявшийся за свиньёй, высадил нас возле калитки неподалёку от башни (вернее, это так выглядело, что неподалёку, пока нам не пришлось идти пешком дальше). Мы поблагодарили его, он ответил:

– Пожалуйста, – и уехал.

Нам предстояло пройти через лес. Все по пути в основном помалкивали, кроме Элис, которая то и дело твердила о чае, хотя обычно не слишком его любила. Мы, остальные, после услышанного изо всех сил стремились в башню и уговоры её повернуть обратно категорически не поддерживали, хотя Освальд всё-таки про себя отметил, что стоит вернуться домой до темноты.

Следуя по лесной тропинке, мы увидели отдыхавшего на обочине бедного путника с пыльными босыми ногами. Он окликнул нас, объяснил, что он, вообще-то, моряк и обратился с просьбой подкинуть ему чутка для возвращения на корабль.

Мне лично вид его не особо понравился, но Элис воскликнула:

– Ой, какой же он бедный! Давай, Освальд, поможем ему!

Мы, торопливо посовещавшись, решили снабдить его шестью пенсами от молока. Освальд их положил к себе в кошелёк, и, чтобы найти монетку, ему пришлось вытряхнуть на ладонь всю остальную свою наличность.

От Ноэля, как он потом рассказал, не укрылось, до чего жадно уставился путник на блестящие монеты, когда Освальд принялся убирать их назад в кошелёк.

И Освальд не без умысла ведь убирал их медленно и открыто. Ему хотелось, чтобы бедняга, увидев, сколько у него денег, не постеснялся принять шесть пенсов, которые для такого нищего человека, конечно, солидная сумма.

Он благословил наши добрые сердца, и мы продолжили путь.

Солнце сияло очень ярко, и таинственная башня, когда мы до неё добрались, совсем не выглядела как склеп. Нижний этаж её состоял из открытых арок, у подножия их росли папоротники и ещё всякое-разное, а вверх уходила широкая винтовая лестница. Мы все, кроме Элис, начали подниматься по ней, а сестра осталась рвать папоротники. Потом мы ей крикнули, что в башне всё именно так, как сказал пожилой возница, ехавший за свиньёй, и внутри полно света.

– Ладно, – ответила она тогда нам. – Я совсем не боюсь. Просто не хочу опоздать домой.

И она поднялась вслед за нами.

Чего другого и ожидать от девчонки? Хотя замечание это, возможно, звучит не по-джентльменски.

Выше внутренность башни заметно сужалась, но и тут в стенах были проделаны небольшие отверстия, которые пропускали достаточно света. Мы поднимались, пока путь нам не преградила массивная, крепкая дверь с железными засовами. Мы отодвинули их, и отнюдь не страх, а разумная осторожность заставила Освальда сперва эту дверь лишь тихонечко приоткрыть, потому что за ней вполне могла оказаться запертая кем-нибудь по ошибке кошка или собака. Случись ей выпрыгнуть нам навстречу, Элис очень бы испугалась.

Из двери никто не выпрыгнул. За ней оказалась пустая восьмигранная комната. Денни сказал, что такие комнаты называются октагенариями, по имени одного древнего римлянина по прозванию Октагиус, который их изобрёл[50]. На каждой стене там было по большому арочному окну без стёкол, но в рамках из каменной кладки, как в церквях.

Комнату наполнял солнечный свет. За окнами сияло лазурное небо, а больше мы ничего не видели, потому что они находились гораздо выше наших голов. Золото солнца сияло на стенах, и выглядело всё здесь безмятежно и весело. Мы даже задумались, не подшутил ли над нами ехавший за свиньёй возница насчёт покойного джентльмена.