«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Под одним из окон обнаружилась ещё дверь, за ней – коридор, а после него – совсем узенькая винтовая лестница наподобие той, на колокольне церкви, но с окнами и поэтому светлая. Пройдя по ней немного вверх, мы очутились на некоем подобии лестничной площадки и вот здесь-то увидели вделанную в стену, тщательно отполированную каменную плиту. Из абердинского гранита, как пояснил Денни. На ней было выбито золотыми буквами:

Здесь лежит тело Ричарда Рэйвенэла

Родился в 1720 Умер в 1779

Ниже следовало четверостишие:

       Меж землёю и небом лежу.
Проходящий, подумать прошу
Обо мне, кто здесь спит вечным сном.
И молитву прочтите потом.

– Какой ужас, – выдохнула Элис. – Давайте пойдём домой.

– Нет уж, сперва доберёмся до самого верха, – возразил Дикки. – Тогда хоть после сможем рассказывать, что на самом деле здесь всё осмотрели.

Элис, вообще-то, не трусиха. Поэтому согласилась, хотя, как я видел, совсем неохотно. Верх башни напоминал макушку колокольни, только не квадратную, а восьмигранную. Здесь Элис пришла в себя. Никто ведь не станет особо задумываться о привидениях, когда на него светит послеполуденное солнце, а внизу видны красные крыши, и фермы, и белые мирные дороги, по которым, как чёрные муравьи, ползут повозки с людьми.

Потрясающее ощущение. Однако следовало уже возвращаться домой. До чая оставался всего лишь час, и мы не питали особой надежды, что снова встретим добряка, который нас подвезёт.

Мы стали спускаться. Первым шёл Дикки, за ним – Освальд, потом – Элис, а следом – Г. О., который тут же споткнулся на верхней ступеньке и, стараясь избежать падения, резко упёрся рукой в спину Элис, после чего она чуть не сбила с ног Освальда и Дикки. Однако сердца у нас вдруг застыли, а потом запрыгали и затрепыхались совсем по другой причине.

Откуда-то снизу под нами – похоже, оттуда, где лежал умерший джентльмен с бородой до пальцев ног, – послышался шум. Очень громкий и отчётливый. Будто с силой захлопнули дверь, а затем заперли её на засовы.

Наталкиваясь друг на друга, мы рванули к залитой солнечным светом вершине башни. Рука Элис, очутившись между порогом и ботинком Г. О., с одной стороны была ушиблена до синяков, а с другой – поранена до крови, однако тогда сестра даже внимания на это не обратила – заметила позже.

Мы посмотрели друг на друга, и Освальд проговорил твёрдым голосом (надеюсь, все ощутили насколько твёрдым):

– И что это было?

– Он проснулся, – простонала Элис. – Так оно и есть, я знаю… Там, конечно же, оставлена дверь для него, чтобы он мог выйти, когда проснётся. Он придёт сюда. Я знаю, он придёт.

Дикки сказал (отнюдь не твёрдо, как я сразу заметил):

– Если он и впрямь жив, это не имеет значения.

– Если он только не ожил безумцем, – поёжился Ноэль.

Мы все стояли, не отводя глаз от дверного проёма и затаив дыхание, чтобы лучше слышать.

Звуки, однако, больше не повторялись.

И тогда Освальд сказал (увы, слова его никем не записаны в «Книгу золотых деяний», хотя все признавали, что он повёл себя очень храбро и благородно) следующее:

– Возможно, это всего лишь ветер захлопнул одну из дверей. Если хочешь, Дикки, я пойду и проверю.

– Ветер не мог вдарить так по засовам, – только и ответил Дикки.

– Удар из ниоткуда, – проговорил Денни, словно бы обращаясь не к кому-то из нас, а скорей к ярко-синему небу, в которое он смотрел. Недаром отец у него заместитель редактора. Затем Денни крепко взял Элис за руку, лицо его покраснело, и он, резко выпрямившись, произнёс: – Я не боюсь. Я пойду посмотрю. (А вот это было потом записано в «Книгу золотых деяний».)

В итоге пошли Дикки, Освальд и Денни, который двинулся первым. Сказал, что на этом настаивает, и Освальд, войдя в его положение, возражать не стал. Иначе это выглядело бы так, как будто сэр Ланселот лишил молодого, начинающего рыцаря шанса себя проявить.

А вот вторым шёл Освальд, конечно же. Никому бы, кроме себя, вторым идти не позволил, чего, к сожалению, остальные так никогда и не поняли. Девчонки-то ладно, что с них возьмёшь? Но отец уж мог бы догадаться без всяких там объяснений, до которых Освальд, естественно, не унизился.

Спускались мы медленно, а миновав винтовую лестницу, были вынуждены вообще остановиться. Дверь оказалась накрепко заперта, и все наши попытки, даже объединённые, её отворить не привели ни к каким результатам, хотя старались мы очень слаженно и очень отчаянно.

И мы все почему-то почувствовали: дверь запер на засовы не Ричард Рэйвенэл, который лежит себе тихо и мирно за плитой, а кто-то решивший над нами так подшутить или вовсе не знавший, что наверху есть люди.

Мы рванули обратно на крышу до самого зубчатого ограждения, перегнулись через него и принялись что было мочи кричать:

– Эй! Вы там!

В ответ из арки у подножия башни возникла фигура, и это был тот самый моряк, которому мы отдали шесть пенсов от молока. Задрав голову, он заговорил с нами тихо, но чётко, так что до нас доносилось каждое его слово.

Сперва он сказал:

– Прекратите.