Искажение

– Я не стану тебя выгораживать. Мне не требуется разъяснять то, что ты и так поняла. Поэтому кратко и по делу, – его лицо снова потеряло беззаботное выражение. – Люди, чрезмерно старающиеся угодить другим, склонны забывать о собственных нуждах. Некоторых это устраивает, пусть так, но иногда кажется, что ты оказался погребен океаном ответственности перед кем-то, хотя единственный, перед кем стоит держать ответ – ты сам. Пусть кажется, что это разрушит склеенный тобой карточный домик, он того не стоил – разрушь его сама и возьмись за цемент. Уверенность в том, кто ты, где ты есть и кем хочешь стать – единственное, что достойно твоего внимания. Построй из этого целый мир вокруг себя, и ни вода, ни камень, ни ветер будут не в силах его разрушить.

Он глубоко вздохнул, будто хотел сказать что-то еще, но дернул плечом, отмахиваясь от глупой идеи, и слишком серьезно выдал:

– Ты хочешь быть счастливой или правильной?

Алена снова уставилась в стол. Ей импонировал подход Ромы к решению проблем. Два кратких варианта. Только это не было честно, а ей не хотелось лгать. Больше не хотелось притворяться идеальной дочерью, подругой, коллегой.

– Я хочу быть собой.

Она вернула взгляд его карим глазам, рассчитывая увидеть гримасу разочарования, но Рома только дружески и понимающе улыбался, и ему не нужны были слова, чтобы произнести последний вопрос. Вопрос, на который Алена и сама знала ответ. Поставить точку как смысл их встречи. Ориентир ее желаний. Силу рискнуть их воплотить.

Через минуту ее уже не было на корабле. Через час она влетела в двери офиса, напугав полусонного секретаря. А минутой погодя уже бегло объясняла обалдевшему от женской наглости директору, почему вынуждена взять несколько выходных.

– Люди уже найдены. Макеты созданы. План выполнения работ рассчитан вплоть до секунды перед открытием вечера. Все будет в лучшем виде. Уверяю вас!

Она запыхалась. Дышала с присвистом. То и дело глотала окончания слов, запиналась. Дмитрий Евгеньевич не узнавал свою вечно собранную молчаливую сотрудницу.

– Мне нужно всего несколько дней отгула для университета. У нас сессия начинается. Нужно подготовиться. Пожалуйста!

Алена не лгала по большей части потому, что знала: у нее не получится убедительной паутины. Сессия и правда начиналась с завтрашнего дня и длилась немногим больше недели, но скромный отпуск ей был нужен вовсе не ради экзаменов. Она просила времени помириться с Сашей. Поговорить с родными. В конце концов, решить, чего хочет она сама.

Все еще пребывая в ступоре, Дмитрий Евгеньевич подписал ей заявление на неделю отдыха и, не мигая, смотрел вслед улепетывающей девушке, гадая, кто она и куда дела спокойную, хладнокровную коллегу.

Алену его мысли не интересовали вовсе. Сейчас она отчаянно строчила извинения и просьбы встретиться. Почему-то казалось, что трубку Саша не возьмет. Хотя объяснить это предчувствие было невозможно. Черт с ней, с математикой! Эзотерика жизни – наука куда сложнее.

Алена весь день прыгала по дому как на иголках. Стоило телефону издать хоть подобие звука, ей казалось: не ответит она сейчас же, и мир развалится на куски. Она бросала все, чем прежде занималась: ужином, стиркой, глажкой, учебой – все, кроме короткого сообщения, тлело, осыпаясь пеплом на ее разрушенное подобие мира. Рассыпанную груду карт, как выразился Рома, чтобы на их фундаменте из опыта выстроить собственную крепкую вселенную.

Но телефон возвещал только о новых предложениях по кредиту и скидках в интернет магазинах. И каждый раз эти магазины хотелось спалить дотла. Вздор! Из-за какого-то короткого сообщения? Да, из-за короткого, но такого дорогого сообщения.

В конце концов, запас терпения иссяк не так, как обычно это представляют люди. Алена не разбила злосчастный телефон, не поехала к Саше в квартиру – она свернулась в ничтожный комочек, упала на кровать и пожелала раствориться в простынях. Это было не простой усталостью ожидания, страхом оказаться растоптанной собственными эмоциями. Это походило на очищение, на реинкарнацию, жалко только, что, чтобы возродиться, сначала требуется сгореть.

Ей не было дела до залитого слезами дорогого итальянского постельного белья или измятого кашемирового белого свитера. Материальное перед духовным не имело никаких прав.

Когда под вечер в дверь постучали, Алена, уставшая от долгого нахождения в одной позе, еле стянула себя с кровати. Но это могли быть соседи или и вовсе управдом, поэтому не уточнить, в чем проблема, было нельзя.

Жаль, у нее не было возможности подготовиться, ведь за дверью оказался Саша. Промокший от очередных питерских слезливых улиц. До конца не понятно, она ли не захотела скрывать собственную радость или просто не заметила своей широкой улыбки, растекшейся по губам. Но друга впустила, стараясь не замечать его вовсе не радужного настроя.

– Я могу сделать чай, ты замерз, – Алена подбежала к чайнику, потянулась за заваркой.

– Я здесь вовсе не ради чаепития, – он даже не пытался придать голосу нежности или мягкости.