На пухлых щеках, слегка подкрашенных румянцем, проклюнулись ямочки.
Ойсин зажмурился, отгоняя фривольные мысли, и отпустил её. Незнакомка встряхнула уложенными в высокую причёску кудряшками каштанового цвета и нагнулась, чтобы разгладить складки на атласной юбке. Взгляд Ойсина снова упёрся в аппетитные округлости и, как назло, не хотел их покидать, хотя умом Архимагистр понимал, что сейчас схлопочет оплеуху.
Он деликатно потянул незнакомку за запястье, заставляя распрямиться. Девушка выгнула смольную бровь и усмехнулась:
— Что же вы, такой большой и сильный Сумеречник, а пунцовеете, как стыдливая девица? Или на службе настолько истосковались по женскому обществу, что сшибли меня нарочно?
— Хотел бы, но нет, задумался и не заметил, — ответил Ойсин, не скрывая улыбки.
— Каков наглец! Он ещё и сознаётся в этом! — она надула губы в притворной обиде и стукнула его по руке краешком сложенного веера.
Приняв правила игры, Ойсин тоже недовольно сощурился, а потом они оба засмеялись: он гулко и басовито, она — тоненько и нежно.
— Так что же столь милая особа делает одна вдалеке от веселья? — спросил Ойсин, приняв серьёзный вид.
Незнакомка поникла и сжалась:
— Сделалось дурно в толпе, в этих тяжёлых одеждах. Не стоит волноваться, с девушками такое иногда случается.
— Понимаю, мне тоже душно на этих приёмах. Не окажете честь прогуляться со мой по парку? — он предложил ей взять его под локоть.
Она спрятала грусть за соблазнительной полуулыбкой дикой кошки:
— Мне не велят гулять с незнакомцами в одиночестве. У простолюдинов популярна сказка про наивную красавицу в красном капюшоне и коварного серого волчищу. Знаете, чем закончилась их совместная прогулка?
— Я похож на коварного серого волчищу? — Ойсин лукаво прищурился.
Как хорошо, что ему удалось отвлечь её от мрачных мыслей!
— Очень! — брови красавицы приподнялись уголками над переносицей.
Сердце ёкнуло в груди Ойсина и пустилось вскачь.
— Я чту Кодекс Безликого и не посмею вас обидеть, — ответил он, и она всё-таки приняла его руку.
Ойсин поцеловал изящные пальчики, обёрнутые в кружевную перчатку. Маленькая, но столь желанная победа!
С четверть часа они брели по залитым лунным светом аллеям вдоль стриженных изгородей. Из проходов выглядывали поляны со статуями, фонтанами и маленькими бархатно-тёмными ночью прудами. Пахло цветущей сиренью, лягушки пели надрывно, кузнечики стрекотали им в такт — в такт решившего сойти с ума сердца.
— Как ваше имя? Вы ведь норикийка, судя по акценту, из наших, Сумеречников? — заговорил Ойсин.
— Забыла представиться, — незнакомка мягко улыбнулась. — Как невежливо с моей стороны! Фелиси де Планель из Рейни, пригорода Дюарля. Я целительница. Правда, меня никто не обучал, да и дар слабенький.
Колдовские глаза смотрели в необозримую даль, а так хотелось привлечь их к себе, поцеловать даже.
— Вы так молоды, слишком рано судить об уровне вашего дара. Это вас так печалит сегодня?
— Вы пытаетесь проникнуть в мою жизнь слишком настырно. Будете продолжать в том же духе, и я пожалею о своей добросердечности, коварный волчище! — она снова стукнула его веером по руке.
— Простите, вы слишком милы, чтобы я позволял вам грустить в своём обществе.
— Вы и вправду считаете меня милой или просто обольщаете?
Фелиси раскрыла веер и спрятала за ним нижнюю часть лица, но хризолитовые глаза смотрели на него, ища ответ не в словах, а в его выражении, в мелких чертах. Ойсин улыбнулся. Красавица отвела взгляд.
— Это всё мой опекун. Когда мои родители погибли, я попала к нему в дом, и он стал готовить меня… для Архимагистра, потомка Безликого. Говорит, что его внимание — величайшая честь для нашего не слишком знатного рода.
Ойсин затаил дыхание и напрягся. Разве она не знает, с кем разговаривает? Конечно, он редко бывал вдали от охраны и мэтров-советников, от стаек девушек, которых знатные лорды предлагали ему на ночь-другую. Один их приторный, насквозь лживый вид вызывал тошноту, посему в последнее время Ойсин всех избегал. Вроде как хранил верность навязанной орденом невесте.
— Опекун возил меня за Архимагистром повсюду. Наряжал как куклу. Но нам ни разу не удалось даже взглянуть на него. Сегодня тоже ничего не вышло — опекун будет зол, — Фелиси печально вздохнула. — Как же я устала от притворства. Почему я должна дарить любовь в обмен на знатность? Почему нельзя открыть сердце простому, но такому тёплому и доброму мужчине?
Она сложила веер и отвернулась. На ближней к ним площадке показались пустые ажурные качели. Ойсин устроил Фелиси на белой скамейке и легонько подтолкнул. Такая нежная, дерзкая, весёлая и печальная, загадочная и искренняя. Никогда он не видел ещё настолько полной жизни девушки. Чем больше времени он проводил с ней, тем больше упивался ею. Как прекрасны её обнажённые стройные плечи! В тонкую длинную шею так и хотелось впиться губами.
— Так почему бы вам не сбежать? — полюбопытствовал Ойсин.
— Я слишком труслива для этого.
— Благоразумны — это иное! Отпустите себя, отдайтесь чувству — и даже опекун не будет над вами властен. Если что, падайте в мои руки — я защищу вас!