Исход

— Да, и он разбил его, как ненужную стекляшку, — с грустью вздохнула она, глядя на разгорающийся лиловой зарницей горизонт.

— Если он оказался таким негодяем, не стоит о нём переживать. Отдайте ваше сердце мне, и я буду хранить его как зеницу ока.

— Какая короткая у вас память! Именно вы его разбили своей ложью и насмешкой над моими чувствами, — строго выговорила она.

— Видят боги, я просто боялся вас спугнуть, ведь вам так претил мой чин. Но все слова, сказанные мной в дворцовом парке, были искренними. Сколько ещё вы будете мучить меня прежде, чем позволите мне загладить вину?

— Никому ваши мучения не нужны. Что бы вы ни говорили, не быть всемогущим Архимагистром, для которого женщины — лишь игрушки, у вас не выйдет. Вы можете принудить меня к близости, но любить вас я не стану.

— Нет! До вас я не жил по-настоящему, не знал, что такое любовь. Моё чувство к вам не проходит, время не лечит, никакие препятствия, даже ваша холодность, не отвращают меня.

Фелиси усмехнулась:

— Просто ваша гордость задета, ведь кто-то посмел вам отказать. А как только пресытитесь, упорхнёте искать других развлечений. Помочь вам, чтобы вы не бередили мне душу больше?

Она положила его руки себе на талию и опустила их ниже на плотно сбитые бедра. Ойсин прикрыл веки, борясь с искушением. Фелиси поднялась на цыпочки и впилась в его губы настолько страстно, что он забыл, как дышать. Когда она отстранилась, сделалось так больно, будто от него оторвали родную часть.

— Здесь недалеко есть заброшенная пастушья хижина. Возьмите меня там, как простолюдинку, и покончим с этим! — выплюнула Фелиси ему в лицо.

Ойсин сжал её ладонь и повёл на вершину пригорка. Ещё не обрётшее чёткие контуры солнце красило клубившуюся внизу дымку в холодное золото. Сыростью пахла невспаханная земля. Так тихо, умиротворённо и таинственно, что тянет в груди тревогой: другого шанса уже не будет.

Ойсин опустился на колено подле ног Фелиси. После знакомства с ней он разорвал помолвку, которую навязал ему Малый Совет, и отказался от всех спутниц. Лучшие ювелиры ордена отлили для него серебряный браслет с родовым вензелем и руной «перт» — знаком Архимагистра. Ойсин вынул его из-за пазухи и протянул спутнице:

— Я возьму вас только на шёлковых простынях в светлой спальне, когда вы согласитесь стать моей женой и разделите столь ненавистное вам имя и титул!

Фелиси приоткрыла пухлый рот от удивления.

Ветер нагнал туч, спрятав едва выглянувшее солнце и погрузив мир во Мрак.

— Будет ливень, — сказала Фелиси, высоко подняв голову.

— А обещали — ни облачка, — поразился Ойсин. — Всё врут! Так где, говорите, та хижина?

Он поднялся и спрятал браслет. Они побежали вниз по склону к покосившемуся домику у подножья. С неба хлынул поток холодной воды. Ойсин распахнул ветхую дверь и пропустил внутрь Фелиси, прежде чем укрылся сам.

В безоконной хижине царил полумрак. Ветер завывал, косые струи молотил в стены, доски жалостно скрипели и вздрагивали.

В углу обнаружился запас дров, рядом на земляном полу расположился уложенный камнями очаг. Ойсин поставил поленья домиком и набросал щепы. Огниво отсырело некстати, но после долгих мытарств всё же подожгло костёр. Пламя с треском заплясало по дровам.

Под дождём они провели всего пару мгновений, а промокли до нитки. Фелиси, обняв себя руками, стучала зубами и судорожно всхлипывала с каждым ураганным порывом.

— Не бойтесь — дом выдержит. Разденьтесь и сядьте поближе к огню, а то заболеете, — позвал её Ойсин. — Я отвернусь, если хотите.

Она покорно сняла с себя мокрый плащ, платье и башмаки. В одном корсете Фелиси уселась на солому у костра и протянула ладони поближе к жару. Стараясь не смотреть на неё, Ойсин разделся до нижней рубахи, набрал валявшихся на полу палок и приладил их у костра.

— Вы так ловко справляетесь. Я думала, за вас всё слуги делали, — заговорила Фелиси, немного согревшись.

Ойсин развешивал их одежду сушиться.

— Я появился на свет в рыбацкой деревушке на северной стороне Каледонских гор. Мои родители жили не богаче своих арендаторов и едва сводили концы с концами. Никаких слуг у нас не было, и всё приходилось делать самим. Мне едва исполнилось восемь, когда мама захворала сухоткой. Лечивший её целитель забирал себе все деньги, которые отец присылал из армии. Однажды вместо денег нам пришло известие, что он погиб. Это окончательно подорвало мамины силы. Она угасла за несколько дней, и я остался совсем один. Если бы лорд Комри не взял меня к себе, я умер бы от голода и холода.

— Очень великодушно с его стороны, — отозвалась Фелиси.