Сын ведьмы и загадочного существа, называвшего себя козлом, но разумного и ведущего человеческую жизнь, капитан Барбарус считал себя человеком и был воспитан в традициях христианской веры, причём очень долго служил Церкви, будучи уверенным в её непогрешимости. Тогда для него достаточным объяснением любого вопроса было утверждение – «Так захотел и установил Бог!» Но со временем этого объяснения оказалось мало.
Нет, капитан не утратил веры, не разочаровался в Боге и до сих пор считал себя сыном Церкви и человеком. Однако его уверенность в незыблемости и правильности многих доктрин заметно поколебалась. Тот, кому он доверял все эти годы, а именно Великий Инквизитор, прибравший к рукам и духовную, и светскую власть в его родном городе и окрестностях, оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал. Барбарус продолжал служить ему и в другом мире, когда из Князя Церкви он преобразился в главу мафии, но теперь его кумир был поколеблен, и, в конце концов, старый служака решил покинуть его. С другой стороны многие из тех, кого он преследовал по указке своего бывшего патрона, оказались людьми, (и не только людьми), которых он рад был бы видеть среди своих друзей.
Значило ли это, что для капитана Барбаруса всё в одно мгновение перевернулось с ног на голову? Нет, конечно. Он был слишком умён для этого. Перемены, изменившие мир вокруг него, диктовали лишь одно условие – следовало продумывать каждый шаг на своём пути в будущем, подвергать осмыслению все ситуации, все события, которые случились с ним раньше и происходят теперь. Нет ничего «изначально данного», «общечеловеческого», «само собой разумеющегося», «абсолютного». Есть только сущее, которое может быть приемлемо или неприемлемо для кого-то и никогда не будет приемлемо для всех. Разве что для большинства. Но это не значит, что, то сущее, которое приемлемо для меньшинства, неправильно и не имеет право на существование. Оно-то как раз может быть чем-то прекрасным, настоящим и более близким человеку по природе, чем неизвестно кем установленные правила. Но чтобы принять такое суждение, требовалось отказаться от всего того, что внушалось, чуть ли не с младенчества, как данность, а это было очень непросто!
Вот и сейчас, вопрос о любви выбил его из колеи и заставил глубоко задуматься. Любить можно лишь одну женщину! Как легко поставить на этом точку, встать в горделивую позу и презрительно поглядывать на тех, кто смеет сомневаться в этой «очевидной» и «незыблемой» истине. А если у такого убеждённого имеется какая-то власть, то, конечно же, следует навязать эту «истину» всем несогласным с помощью кнута и топора!
Но вот он узнаёт, что те, кто преподал ему такую «аксиому», (равно как и многие другие), сами по себе суть лжецы, выдумщики и притворщики. Значит ли это, что всё сказанное ими неправда? Следует ли переосмыслить то, что он долгое время считал незыблемым?
Как бы это ни было тяжело и неудобно, но капитан решил, что следует. И он думал, переосмысливал, анализировал и делал выводы, порой совсем неутешительные для себя.
Ловушка любви в которую он попал, показывала ему простой и с первого взгляда естественный выход – оставить одну возлюбленную ради другой. Предположим, он это сделает, но кого он должен оставить? С первого взгляда здесь вроде бы тоже всё ясно – Фоллиана его жена, его ангел, растопивший ледяное сердце, про которое сам хозяин думал с грустью, что оно не оттает уже никогда. К ней он стремился всей душой, по ней тосковал и о ней беспокоился, значит, её и следует выбрать. Но Берёзка…
Есть мнение, что настоящая любовь, это последняя любовь. Если возникла новая любовь, значит, предыдущая либо была ошибочной, либо иссякла. В таком случае выходило, что вот она, его подлинная любовь, сладко спит на ничем не покрытом деревянном ложе, которое ей мягче любого пуха. Так как же быть?
Выхода не было. Он не мог выбрать между двумя девушками, потому что в любом случае этот выбор означал предательство. Прежде всего, предательство по отношению к самому себе.
Барбарус давно уже знал способ извлечения истины из собственного сознания, доступный каждому человеку наделённому сильной волей. Способ этот всегда крайне тяжёл, но именно он лучше всего помогает разобраться в собственных чувствах. Звучит он просто – не лгать самому себе.
На деле отринуть самоуспокоительную ложь, крайне сложно. Казалось бы, нет ничего проще, чем признать, что он любит Фоллиану, (ведь так оно и было!), и оставить «нелюбимую» Берёзку засыхать в одиночестве. Но это означало принять удобную, всё оправдывающую ложь и жить с ней всю оставшуюся жизнь.
Почему бы в таком случае не лгать дальше? Ведь он может не говорить ничего Фоллиане о Берёзке, а про своё чудесное спасение сочинить какую-нибудь небылицу, выдав полуправду за правду и окончательно при этом положить барьер изо лжи между собой и своей любимой женщиной.
Точно так же легко придумать предлог, чтобы остаться с Берёзкой и забыть Фоллиану. Но ведь это тоже породит ложь, имеющую свойство расти и питаться человеческими душами.