Искра

на живот, ягодицы, добираясь до мест, где я сама себя ни разу не трогала, и, прижимая меня к деревянным обводам,

— Не опускай руки.

пил мои стоны.

Мы играли в снежки и шахматы, в четыре руки на спинете, напевая легкомысленные шансоньетки. Я забиралась к Александру на колени и заглядывала в газеты мага, разбираясь в том, что ему интересно.

— Искра, ты спишь?

— Нет, я чита-а-ах!.. — прикрывала я рот и старательно таращилась на строчки. — Чита-аю. Ты перевернул, да? Что там решил Парламент?..

Зато я уговорила Александра позировать мне при дневном свете и, донельзя довольная, надолго зависала над бумагой с кусочком угля.

— Этансель, пожалей мою шею…

— Жалею! Очень-очень жалею! Посиди еще минутку, пожалуйста!

Мы с Алексом вместе готовили, выяснив опытным путем, что забытый суп превращается в кашу, а вот каша… хм. Кашу лучше не забывать.

— Покойся с миром, друг, — напутствовал Райдер чугунок перед тем, как бросить его в открывшуюся под ногами яму.

— Аминь, — прогнусавила я, зажимая нос. Горелая овсянка — это ужасно.

— Как думаешь, миссис Ллойд поверит, что горшок стащили клуриконы?

— Не знаю… — протянула я. — Может, свалим на гремлинов?

— Должно сработать! — восхитился Райдер. Подхватил меня и закружил, а я, счастливо смеясь и безоглядно веря — не уронит! — раскинула руки, обнимая ночь.

Мы не расставались ни на секунду, и никто другой не был нужен. Совсем-совсем никто, нам хватало друг друга. Я не думала, что такая близость возможна — когда слова не нужны, когда желания совпадают, а прикосновения становятся такими же естественными, как дыхание. В нашем маленьком мирке просто не осталось места другим, были лишь я, Александр, искрящаяся зима и безграничная нежность — я задыхалась от нее по ночам и как скупец монеты собирала каждое мгновение, проведенное с Райдером, чтобы сохранить их в шкатулке памяти.

Чтобы было, чем жить, когда наступит лето.

Лето… Приближающееся с каждым часом, оно единственное портило сказку. Лето и тоскливый волчий вой по ночам. Выла Снежная — так я называла про себя подругу Одина. Она заглядывала в окна, крутилась возле порога, скулила, скреблась, царапала двери, зовя своего волка, но тот, полупьяный от сонных заклятий, не отвечал.

Нас она боялась и, даже когда я умолила Александра оставить дверь внизу нараспашку, дальше коридора не вошла, а спустя несколько минут над пустошью снова потекли горестные, почти человеческие рыдания.

— О Господи, — проворчал Райдер, когда я расплакалась вслед за волчицей. — Искра, — притянул он меня к себе, укачивая будто ребенка, — ты же понимаешь, что Одину нужно лежать? Я не для того собирал его лапы из осколков, чтобы он охромел, а именно это случится, если начать его тормошить.

— А магией… нельзя? — всхлипнула я. — Как мою руку?

— Нельзя. Я сейчас нестабилен и либо не рассчитаю и выжгу этаж, либо проклятие потушит дар. — Александр снял губами с моих щек слезы, поцеловал кончик носа. — И уж лучше пусть она воет здесь, чем ищет приключения на свой хвост где-то там. Согласна? …Идем, я поставлю над спальней заглушку, а завтра растяну ее над домом.

Из-за заглушки мы с Алексом пропустили появление Уилбера.

Наше утро было поздним. Успевший побриться Райдер разбудил меня щекоткой, а когда я, не желая отпускать сон, натянула на голову одеяло, сгреб в охапку и понес вниз, к накрытому столу.

С Александром я совсем разленилась, с изумлением вспоминая, как всего три месяца назад с первым гудком вскакивала с тюфяка и куда-то бежала. Сейчас у меня едва-едва хватало сил, чтобы жевать завтрак, а связно мыслить я начинала только к вечеру. Я бы, пожалуй, и из постели до самого вечера не вылезала, но маг не позволял, заставляя меня вовремя есть и гулять.

Подсушенный ломтик черного хлеба пах горьким тмином. Александр щедро смазал его яблочным джемом, положил сверху сыр.

— Так?

— Да, — улыбнулась я.

Такие тосты делали для нас с Мэри, когда я гостила в поместье МакЛин. Только джем был апельсиновым.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Bon appétit, — чмокнул меня в щеку Райдер.

— Merci.

Я поерзала, устраиваясь удобнее на мужских коленях, сладко зевнула, прикрыв рот ладонью. Отхлебнула из высокой кружки, и Александр засмеялся, стирая с моей губы молочные усы. Сам Райдер пил по утрам крепкий черный чай — кажется, единственное хиндостанское, что он оставил в своей нынешней жизни.

А я вспоминала прежнюю. Яблочный джем вылезал из-под сыра, золотистыми комочками скатывался по хлебу и пальцам. Жмурясь от удовольствия, я собирала его кончиком языка, облизываясь, отламывала губами мягкий влажный сыр. Заметила, что Александр наблюдает за мной, и поспешно закрыла рот.

В глазах мага разгорались красные огоньки.

— Неужели так вкусно?

— Очень… — смутилась я. — Хочешь кусочек?

— Хочу, — усмехнулся Александр. — Очень хочу…

Ладони Райдера сжали мое лицо, а язык коснулся перемазанных джемом губ. Заскользил по ним, настойчиво уговаривая открыться, и нетерпеливо надавил, когда я, поддразнивая, помедлила, ворвался в мой рот.