— Идеально, — поддержала Рен. — Но не одним словом. А целым предложением. Точно так, как ты сказала. — Она мазнула клеем фиолетовый целлулоид. — Тетя Бекс! Можно у тебя кое-что спросить? Как думаешь, в пятнадцать лет можно влюбиться?
Руки Бекс замерли. Она подняла бинокуляры, чтобы взглянуть Рен прямо в глаза.
— Еще как можно, — решительно заявила она. — Ты хочешь мне что-то рассказать?
Ах, это было восхитительно — как зарделась Рен, когда тот вопрос слетел с ее губ; как она говорила о Райане, как будто во всем мире больше никого не существовало. Так и выглядит любовь: оперившаяся и неустойчивая, жестокая и мягкотелая одновременно.
Рядом с Рен не было мамы, чтобы откровенно поговорить о сексе. А Хью скорее чайной ложечкой достанет из себя печень, чем заведет подобный разговор со своей дочерью. Поэтому Бекс задала своей племяннице вопросы, которые больше ей никто не задал бы:
Она не осуждала Рен и не пыталась ей пригрозить. Один голый прагматизм: как только ракета покинула пусковую площадку, назад ее не вернешь.
Рен было уже пятнадцать; она писала его имя на штанине своих джинсов; она воровала его футболки, чтобы, засыпая, вдыхать его запах. Но она думала еще и о предохранении.
— Тетя Бекс, — стесняясь, спросила Рен, — ты мне поможешь?
И только из лучших побуждений — в очередной раз — она поступила непростительно…
Где-то сзади просигналила машина.
— Мадам, — склонился над ней парамедик, — попытайтесь расслабиться.
Бекс закрыла глаза, вспоминая пронзившую ее пулю и острый скальпель в руках медсестры, скорее всего, спасшей ей жизнь.
Когда наконец-то ожил телефон Хью, детектив тут же бросился к нему. Но сообщение было не от Рен, а от парня по имени Дик, сотрудника полиции штата, с которым они посещали занятия по подготовке переговорщиков. Два часа назад, когда стали «пробивать» права Джорджа Годдарда, Хью позвонил Дику. Тот взял ордер на обыск у местного судьи и вошел в пустой дом в Денмарке, штат Миссисипи. И сейчас Хью получил результаты обыска от Дика: смазанное фото проспекта о медицинских абортах, на котором значилось название и логотип «Женского центра». Этого оказалось достаточно, чтобы найти связь между Джорджем и клиникой.
Прошла минута.
Хью с усилием взъерошил волосы, досадуя на то, что единственный человек, с которым он не хотел разговаривать — его сестра, — не покидала место событий; а люди, с которыми он сам хотел поговорить, не могли или не хотели выходить на связь: Рен, Джордж Годдард, его пропавшая дочь. Кто, черт побери, сможет вести переговоры, если его никто не слушает?
Чего ему теперь не хватает? Чем он может воспользоваться, чего еще не использовал ранее?
Хью взял телефон. Набрал сообщение Рен. Потом — номер клиники по выделенной линии.
Один гудок.
Два.
Три гудка.
Четыре.
Раздался щелчок соединения и голос Джорджа.
— Я занят, — отрезал он.
— Я не отниму много твоего времени, Джордж, — заговорил Хью не думая, повинуясь лишь мышечной памяти. — Мы говорили о твоей дочери, когда нас разъединили.
— И что ты скажешь о ней?
Хью закрыл глаза и прыгнул в неизвестность.
— Она хочет с тобой поговорить.
Луи Уорд точно зафиксировал момент, когда в стрелке что-то изменилось. Даже несмотря на то, что он не слышал половины разговора, он заметил, как этот человек застыл. Луи знал, что так зажигается в человеке надежда. Парализует полностью.
— Как она? — спросил стрелок.
Когда он — его звали Джордж, если верить телевизору в приемной, — произнес это, Луи понял две важные вещи.
1. Для него это личное дело. Кто-то… жена, дочь, сестра… сделала аборт.
2. Он хотел, чтобы хоть кто-то одобрил его сегодняшний поступок.
— Она, — наклонилась Иззи под предлогом затянуть повязку.
— М-да, — отозвался Луи. — Я слышал.
Несколько раз за последние пару часов, во время переговоров по телефону, те, кто сгрудился в приемной, имели возможность вздохнуть свободнее. Хотя Джордж, не будь дураком, не отворачивался, когда говорил по телефону, и шикал на них, когда начинались перешептывания.
— Полагаете, это его жена? — прошептала Иззи.
— Дочь, — простонал Луи, когда пошевелился и резкая боль пронзила его ногу.
— А у вас есть семья? Дети?
Луи покачал головой.
— Я никогда не хотел, чтобы кто-то еще стал мишенью для недовольных, — признался он. — К тому же подходящих мне дам не особо устраивал тот факт, что я целыми днями разглядываю вагины других женщин.
— Не нужно иметь личного интереса, чтобы понимать, что нельзя убивать невинного ребенка, — заерзала за их спинами Джанин.