Искра надежды

Смущенная Бет нахмурилась.

— Но вы же сказали, что ничего не знали обо мне до предъявления обвинения.

— Я узнавала, — повторила адвокат. — Для себя. — Она подалась вперед, наклонила голову и положила ее на скрещенные ладони. — Я была беременна. Тринадцать недель. Как раз на том сроке, когда можно признаться окружающим, что беременна, не искушая судьбу. Мы с мужем пришли на УЗИ, — продолжала она. — Если бы это оказалась девочка, я хотела бы назвать ее Милисентой. Но Стив сказал, что черных девочек Милисентами не называют. Он хотел мальчика, Обедию.

— Обедию? — повторила Бет.

— Тук-тук, — произнесла Менди.

— Кто там?

— Обедия.

— Какая обедня? — подыграла Бет.

— Мы еще к заутрене не ходили.

Менди закрыла глаза.

— Стив рассказал мне эту шутку, а после этого все покатилось в тартарары. Пришел врач, включил аппарат и стал проводить исследование, а потом побелел как полотно. — Она покачала головой. — Это был не тот врач, который наблюдал за ходом моей беременности. И я точно помню, что он сказал. «У плода генетические аномалии, несовместимые с жизнью».

Бет ахнула.

— Это называется аринэнцефалия. Случается тогда, когда два сперматозоида одновременно оплодотворяют одну яйцеклетку. У плода есть сердцебиение и стволовая часть мозга, но головной мозг не развивается. Если ребенок и родится, то умрет в первый же год жизни. — Менди посмотрела на Бет. — Я не хотела прерывать беременность. Я истинная католичка.

— И как вы поступили? — спросила Бет.

— Зашла в Интернет и посмотрела фотографии детей с подобной патологией. Это было… ужасно. Знаю, есть матери, родившие детей с серьезными патологиями и считающие их благословением небес. Это было сродни холодному душу — признаться самой себе, что ты не одна из них.

— А ваш муж?

— Он сказал, что у нас безмозглик, — подняла голову Менди.

Бет прыснула и тут же зажала себе рот рукой.

— Не может быть!

— Может, — ответила Менди, едва заметно улыбаясь. — Он так и сказал. И мы засмеялись. Смеялись, смеялись — до слез.

— А сейчас… у вас есть дети? — робко спросила Бет.

Менди встретилась с ней взглядом.

— Я прекратила попытки после третьего выкидыша.

Повисло неловкое молчание, и Бет прокрутила в голове другой сценарий: тот, где ей хватило смелости признаться отцу, что она беременна, тот, в котором она доносила ребенка до срока и отдала его на воспитание таким, как Менди.

— Наверное, вы меня ненавидите, — прошептала Бет.

Менди долго молчала. Потом подняла голову, задрав подбородок и глядя в потолок.

— Ненависти нет, — осторожно ответила она. — Если мы обе расскажем наши истории, даже самые закоренелые борцы за жизнь воспримут мою как трагедию. А твою — как преступление. Забавно, — задумалась она. — Ты, будучи несовершеннолетней, не можешь выражать зрелый взгляд на жизнь, поэтому в твоем случае эмбрион получает защиту, которой нет у тебя, как будто его права важнее, чем твои собственные.

Бет пристально посмотрела на нее.

— И что будет дальше?

— Через пару дней тебя выпишут из больницы. До суда ты будешь находиться под стражей.

На кардиомониторе Бет появились резкие скачки.

— Нет! — воскликнула она. — Мне нельзя в тюрьму.

— У тебя нет выбора.

«И никогда не было», — подумала Бет.

— Ты лжешь, — сказал Джордж. — Моей дочери здесь нет.

Черт бы побрал этого легавого! Скорее всего, он пытается добыть информацию. Но это не означает, что Джордж намерен ее предоставлять. Однако теперь, когда Хью Макэлрой упомянул его дочь, он не мог избавиться от мысли о ней. Все ли в порядке с Лиль? Она искала его?

— Потому что она не знает, — ответил Хью, — что ты задумал, когда отправился сюда. Я прав?

Лиль знала, что он ее любит. Любит так сильно, что приехал сюда, чтобы все исправить, как бы это ни казалось невозможным. Джорджу уже никогда не увидеть собственных внуков, он мог лишь надеяться, что не потеряет Лиль.

— Как она отнесется к тому, что ты здесь, Джордж? — продолжал Хью нажимать на больное место.

Когда приехал сюда, он еще не слишком задумывался об этом. Он видел себя ангелом мщения за все ее страдания. Думал только о слове Божьем. Око за око. Жизнь за жизнь.

— Как ее зовут, Джордж?

— Лиль, — само слетело с губ.

— Красивое имя, — оценил Хью. — Старинное.

Джордж ненавидел себя за то, что оставил ее, когда они поссорились. Он знал: пока его не будет, о ней позаботятся. Но он также понимал, что все испортил, — никогда не был силен в красноречии, не умел выразить словами свои чувства. Пастор Майк раньше называл его немногословным, напоминая при этом, что дела в тысячу раз красноречивее слов.

Именно поэтому он сюда и приехал, разве нет? Путь был долгим, и всю дорогу ему не давали покоя собственные мысли. Он вспоминал Лиль в разных возрастах. Как она еще совсем малышкой заболела крупом и он целую ночь просидел с ней в наполненной паром ванной, а из душа били струи горячей воды. День отца, когда она пыталась приготовить ему блинчики на завтрак и подожгла кухонное полотенце. Как их голоса сливались в унисон, когда они пели в церкви…