Он представлял себе мщение, как в кино, которое он когда-то, давным-давно смотрел, где тот, с кем поступили нечестно, сам начинал вершить правосудие. Ему представлялось, что он врывается в двери Центра с пистолетом наизготовку, как Сталлоне или Брюс Уиллис; видел, как врач съеживается у его ног, и прямо-таки апокалиптические пейзажи разрушения у себя за спиной, когда он возникает на пороге как вершитель справедливости.
А здесь он имеет то, чего не было в его видениях: звон в ушах, когда раздался звук выстрела, брызги человеческой крови, мольбы о пощаде.
Джордж посмотрел на группу людей, жавшихся друг к другу в приемной. Раненый доктор. Медсестра, склонившаяся над ним. Блондинка, постоянно теребившая свои волосы. Та, кто только что убила своего ребенка. Дама, дышавшая с трудом. И он тому виной. Смотреть на ее страдания Джорджу становилось тошно. В теории устранить всех, кто имел хоть какое-то отношение к Центру, казалось справедливым и необходимым. На практике же это выглядело грязным делом.
Эти люди казались марионетками, веревочки которых сплетены из ужаса. Их шепот мгновенно стих, когда он вгляделся в этот ужас.
И это разочарование, смешанное с гневом, стало боевой гранатой в его руках. Что с ней делать? Позволить разорвать себя на куски? Нет! Он швырнет эту гранату прямо в них.
Заложники всячески старались сохранять максимальную дистанцию с Джорджем. Казалось, что они чего-то ждут от него: приказа, нервного срыва, объяснений? Ведь все слышали, как он разговаривал с копом, и знали, что за этими стенами люди, готовые прийти им на помощь. Надежда — это чертовски сильное оружие! С другой стороны, у Джорджа был пистолет. Когда он им размахивал, они дергались, плакали, дрожали. Но слушались его.
Только он понятия не имел, что говорить.
Захватчик стал мерить шагами помещение. Он пришел сюда с намерениями, но без четкого плана. Почему-то он не представлял, что после того, как преподаст свой урок возмездия, останутся еще какие-то люди. Хотя знал, чем все это закончится: тупиком, где он останется один против нескольких полицейских в бронежилетах.
И однако же у него был рычаг давления помощнее, чем просто пистолет. У него были заложники.
Рен сидела в кладовке, подтянув колени к груди, и ругала себя за собственную сознательность. Кто же знал, что быть ответственной смертельно опасно?
Она могла бы быть такой, как большинство подростков на планете, и просто ждать, когда у них с Райаном отношения достигнут такой точки, что уже будет поздно что-либо планировать наперед. А могла бы купить пачку презервативов на кассе в аптеке. Или сказать Райану, чтобы он подумал об этом. В прошлом году в одном с ней классе училась девочка, которая забеременела и продолжала ходить в школу, пока прямо на уроке физкультуры у нее не отошли воды. Рен сидела рядом с ней на скамейке в ожидании, когда приедет скорая помощь, держала за руку, а девочка так вцепилась Рен в руку, что оставила на ладони «полумесяцы» от ногтей
Поэтому они с Райаном и обсудили все заранее. Когда Это случится. Где Это случится. А поскольку вопросами логистики стал заниматься Райан, Рен взяла на себя заботу о противозачаточных средствах. Что, как оказалось, легче сказать, чем сделать, когда ты несовершеннолетняя и пытаешься скрыть от всех свою личную жизнь.
Столько предпринято мер, чтобы не рисковать. Однако можно предусмотреть все на свете, а плохое все равно случится.
И тут она вспомнила свою тетю.
Когда отец Рен уехал на несколько дней на курсы подготовки переговорщиков, Бекс осталась с Рен. Она разрешала Рен прогуливать уроки, называя это «днем психического здоровья». Они вместе лежали в гамаке на заднем дворе, как горошины в стручке, и играли в игру «Сделай выбор»: