Искра жизни

Гольдштейн попытался встать. Он поднялся на колени, медленно распрямился, издал стон, изо рта у него внезапно пошла пена, и он снова рухнул на землю.

Штайнбреннер видел землистое лицо и закатившиеся глаза арестанта. Для порядка он пнул Гольдштейна еще раз, прикидывая, не поднести ли тому к носу зажженную спичку, чтобы привести в чувство. Но тут же вспомнил, как недавно огрел револьвером мертвеца, чем немало повеселил товарищей; второй раз он впросак не попадет. Что-то бурча себе под нос, он отошел.

— Что? — ленивым голосом переспросил Вебер командира колонны. — Так они не с оружейного?

— Нет. Разборка завалов.

— Вон оно что. А где же те, что с оружейного?

— Да вон, в гору как раз забираются, — сообщил обершар-фюрер СС, который сегодня был на дежурстве.

— Ну ладно. Тогда освобождайте место. Этих обормотов можно не досматривать. Пусть выметаются!

— Первая группа, в строй — шагом марш! Живо, живо! — уже поторапливал дежурный. — Колонна, смирно! Нале-во! Шагом марш!

Гольдштейн поднялся. Его шатало, но ему удалось уйти вместе с группой.

— Выбросил? — спросил Вернер почти беззвучно, когда Гольдштейн оказался рядом.

— Нет.

Лицо Вернера разгладилось.

— Точно нет?

— Точно.

Они вошли в зону. Эсэсовцы ими больше не интересовались. У ворот уже стояла колонна с оружейного. Вот ее досмотрят по всей форме.

— У кого все? — спросил Вернер. — У Реммера?

— У меня.

Они промаршировали к плацу-линейке и выстроились.

— А что бы мы делали, если б ты больше не встал? — спросил Левинский. — Как бы мы тогда взяли вещи, да еще незаметно?

— А я бы встал.

— То есть как?

Гольдштейн ухмыльнулся.

— В свое время я мечтал стать актером.

— Так ты косил? Симулировал?

— Не все время. Но на досмотре — да.

— А пена изо рта?

— Школьный трюк.

— Все равно ты должен был передать дальше. Почему не передал? Почему оставил?

— Я тебе это уже раньше объяснил.

— Тихо! — прошептал Вернер. — Начальство на подходе.

И они встали навытяжку.

XI

Новый этап прибыл после полудня. Примерно пятьсот арестантов тащились в гору. Инвалидов при них было меньше, чем можно было ожидать. Просто тех, кто упал, не осилив долгого пути, пристреливали без разговоров.

Приемка этапа тянулась очень долго. Конвой СС, сопровождавший колонну по маршруту, при сдаче подопечных лагерной администрации попытался всучить и десяток-другой мертвецов, которых просто позабыли вовремя списать. Но лагерная канцелярия была начеку, потребовав предъявить каждого заключенного, живого или мертвого, как физическую единицу, а принять согласилась лишь тех, кто способен самостоятельно пересечь линию ворот лагеря. При этом возник эпизод, доставивший СС немало удовольствия. Пока этап дожидался у ворот, еще некоторое число доходяг свалились от изнеможения. Товарищи пытались было их тащить, но конвой скомандовал «Бегом!», и пришлось часть инвалидов бросить на произвол судьбы. Человек двадцать — двадцать пять остались лежать, разбросанные на последних двухстах метрах долгого этапа. Они стонали, пыхтели, дергались, как подбитые птицы, или просто лежали неподвижно, с широко раскрытыми глазами, слишком ослабевшие, чтобы кричать. Они прекрасно знали, что их ждет, если они тут останутся; на этапах они сотни раз слышали сухой щелчок выстрела в затылок, когда добивали их отставших товарищей.

Эсэсовцы довольно скоро оценили комизм ситуации.

— Смотри-ка, до чего им не терпится в лагерь попасть, — воскликнул Штайнбреннер.

— Быстрей! Живо! — подгоняли эсэсовцы-конвоиры, которые сдавали этап.

Арестанты пытались ползти.

— Жабьи бега! — ликовал Штайнбреннер. — Ставлю вон на того лысого, в середке!

Лысый, загребая руками и ногами, полз по мокрому асфальту, как издыхающая лягушка. Вот он обогнал другого доходягу, который то и дело тыкался носом в землю, потом снова с превеликим трудом привставал на руках, но вперед почти не продвигался. У всех ползущих были как-то странно вытянуты шеи — всеми помыслами они были там, у спасительных ворот, но в то же время напряженно прислушивались, не раздадутся ли за спиной выстрелы.

— Ну, давай, жми, лысый!

Эсэсовцы образовали живой коридор зрителей. Сзади вдруг грохнули два выстрела. Стрелял шарфюрер СС из конвойной команды. Сейчас он с ухмылкой засовывал револьвер в кобуру. Пальнул-то он в воздух.

Но арестантов эти выстрелы повергли в смертельный ужас. Они решили, что двоих последних уже прикончили. Паника — плохой помощник, они стали продвигаться еще хуже, чем прежде. Один вообще прекратил борьбу и распластался, молитвенно вытянув вперед сцепленные руки. Губы его дрожали, капли пота выступили на лбу. А вот и другой покорно замер, спрятав лицо в ладони. Он лег умереть и больше уже не двигался.

— Еще шестьдесят секунд! — воскликнул Штайнбреннер. — Одна минута! Через минуту врата в рай закрываются! Кто не успел, тот опоздал!