Искра жизни

— Что это с ней было? — испуганно спросил один из арестантов. Прежде он только раздевал трупы, в печь не загружал. — Она что, живая еще?

— Да нет. Это от жара, — пояснил Бергер, отдуваясь. От печного зноя у него вдруг пересохло в глотке. Казалось, пламя даже обожгло глаза. — Они всегда так…

— Иногда даже вальс танцуют, — бросил проходивший мимо коренастый, весьма крепкого вида арестант из кремационной команды. — А вам, крысам подвальным, чего тут, собственно, надо?

— Нас послали наверх.

Коренастый засмеялся.

— Чего ради? Или вам тоже в печь пора?

— Там, внизу, новенькие, — пояснил Бергер.

Смех тут же оборвался.

— Как? Новенькие? Для чего?

— Не знаю. Шестеро новых.

Коренастый смотрел на Бергера в упор. На его закопченном лице глазные яблоки отсвечивали почти нестерпимой белизной.

— Быть не может! Мы же тут только второй месяц! Не могут они нас сменять. Нет у них такого права! Ты точно знаешь, что новенькие?

— Да. Они сами сказали.

— Узнай зачем. Можешь узнать? Только точно!

— Попробую, — согласился Бергер. — А у тебя куска хлеба не найдется? Или еще чего пожрать? Я тебе все разузнаю в лучшем виде.

Коренастый извлек из кармана свою пайку и разломил надвое. Ту часть, что поменьше, отдал Бергеру.

— На вот. Но выяснишь все. Нам точно знать надо.

— Конечно. — Бергер собрался идти. В этот миг кто-то сзади хлопнул его по плечу. Это оказался уголовник-надзиратель, тот самый, что привел сюда Моссе, Бреде и четверых других.

— Ты, что ли, зубодер?

— Да.

— Там, внизу, зуб надо вырвать. Велели тебя позвать.

Надзиратель был бледнее смерти. Весь в поту, он плохо стоял на ногах и норовил прислониться к стенке. Бергер посмотрел на арестанта, давшего ему хлеб, и подмигнул. Тот как бы невзначай подошел к двери одновременно с ним.

— Все уже выяснилось, — сказал ему Бергер. — Это не новая смена. Они все убиты. Меня позвали вниз.

— Точно?

— Конечно. Иначе бы не позвали.

— Слава тебе Господи! — Коренастый облегченно вздохнул. — Давай хлеб обратно, — сказал он затем.

— Ну нет! — Бергер сунул руку в карман и покрепче сжал заветную корку.

— Дурья башка! Я тебе хочу другой кусок отдать, побольше! За такое дело не жалко.

Они поменялись, и Бергер спустился в подвал.

Штайнбреннер и Вебер уже ушли. Оставались еще Шульте и Дрейер. На четырех крюках висели четверо лагерников. Один из них был Моссе. Его так и повесили в очках. Бреде и шестой арестант валялись тут же на полу.

— Вон с тем разберись, — лениво бросил Шульте. — У него спереди коронка.

Бергер попытался снять мертвеца с крюка. Но конечно, не мог. Только когда Дрейер пришел на помощь, им это удалось. Труп, словно набитая опилками кукла, шлепнулся на пол.

— Это тот? — спросил Шульте.

— Так точно.

У мертвеца действительно была золотая коронка на клыке. Бергер вырвал зуб и положил его в ящичек. Дрейер сделал соответствующую пометку.

— Может, еще у кого что есть? — спросил Шульте.

Бергер осмотрел сперва тех двоих, что лежали на полу.

Дрейер светил ему фонариком.

— У этих ничего. У одного пломбы, но обычные, серебряная амальгама и цемент.

— Это нам не нужно. А как насчет тех, висячих?

Бергер безуспешно попытался приподнять Моссе, чтобы снять его с крюка.

— Да не тереби ты его! — раздраженно бросил Шульте. — На весу даже лучше видно.

Заглянув в широко разинутый рот, Бергер отодвинул в сторону разбухший язык. Прямо перед ним был заплывший глаз Моссе за стеклом очков. Сильная линза увеличивала этот глаз и искажала. Веко над второй, пустой глазницей тоже приоткрылось. Оттуда вытекла жидкость. Щека под глазницей была вся мокрая. Дрейер стоял сбоку от Бергера, Шульте прямо у него за спиной. Затылком Бергер чувствовал дыхание Шульте, даже слышал запах мятных лепешек.

— Тут ничего, — сказал Шульте. — Следующий.

Следующего проверить было уже легче, у него не оказалось передних зубов. Ему их выбили. Две серебряные пломбы, дешевые, справа. Эти не нужны. Опять дыхание Шульте прямо в затылок. Дыхание прилежного нациста, честно выполняющего свой долг ищейки, натасканной на золотые коронки и пломбы, но совершенно не восприимчивой к немым воплям из уст только что убитых жертв. Бергер вдруг почувствовал, что еще немного — и он не вынесет этого азартного мальчишеского дыхания у себя за спиной. «Словно птичьи яйца в гнезде ищет», — подумал он.

— Что ж, и тут ничего, — обронил Шульте с сожалением. Он взял один из списков, ящичек с золотом и, ткнув в шестерых убитых, распорядился: — Этих наверх, и чтобы все здесь отдраили.

Стройный, юный, молодцеватый, он вышел. Бергер принялся раздевать Бреде. Это было несложно. Тут он и один управится. Трупы еще не застыли. Помимо лагерной робы, на Бреде были клетчатая рубашка и обычные, не лагерные брюки. Дрейер закурил сигарету. Он знал, что Шульте уже не вернется.

— Он про очки забыл, — сказал Бергер.

— Что?

Бергер кивнул в сторону Моссе. Дрейер подошел. Бергер снял с мертвого лица очки. Наверно, Штайнбреннер считал это очень удачной шуткой — вешать человека в очках.

— Одно стекло еще цело, — отметил надзиратель. — Но кому нужно одно стекло? Разве что детишкам, на солнце огонь разжигать.

— Оправа хорошая.