Искра жизни

Глаза у него вдруг стали большие-большие и очень черные. Он улыбался, слегка помахивал руками и притопывал ногами, словно собираясь пуститься в пляс, потом вдруг перестал улыбаться и рухнул ничком.

– С ним обморок, – сказал Лебенталь. – Расстегните ему куртку. Я принесу воды. В водостоке, по-моему, еще что-то оставалось.

Бухер, Зульцбахер, Розен и пятьсот девятый перевернули Гольдштейна на спину.

– Может, Бергера позвать? – спросил Бухер. – Если он в силах встать.

– Подожди. – Пятьсот девятый склонился над Гольдштейном. Он расстегнул на нем робу, развязал пояс. А когда выпрямился, Бергер уже был тут как тут. Лебенталь его вызвал. – Тебе еще лежать надо, – проворчал пятьсот девятый.

Бергер опустился на колени и прильнул ухом к груди Гольдштейна. Но слушал недолго.

– Умер, – изрек он, поднимаясь. – По всей видимости, разрыв сердца. Этого надо было ожидать в любую секунду. Сердце они ему тут вконец угробили.

– Но он услышал, – сказал Бухер. – Это главное. Он услышал.

– Что услышал?

Пятьсот девятый обнял Бергера за покатые, узкие плечи.

– Эфраим, – сказал он мягко. – По-моему, мы дождались.

– Чего? – Бергер поднял глаза. Пятьсот девятый вдруг почувствовал, что у него перехватило горло.

– Их, – сказал он и, запнувшись, просто ткнул рукой в сторону горизонта. – Они на подходе, Эфраим. Их уже слышно. – Он обвел взглядом ограждение из колючей проволоки, пулеметные вышки, черневшие в молочной белизне неба. – Они уже здесь, Эфраим.