Искра жизни

«Вот черт, – думал Нойбауэр. – Ну почему бы бомбам не упасть на Малый лагерь? Все бы уладилось сразу и наилучшим образом. Вечно все невпопад!»

– Это ведь у нас лагерь щадящего режима? – спросил он.

– Лагерь щадящего режима, – эхом вторил Вебер.

– Ну что ж. – Нойбауэр пожал плечами. – В конце концов, мы их тут не заставляем работать.

– Да уж нет. – Вебер веселился от души. Само предположение, что эти призраки способны работать, было полнейшей нелепицей.

– Блокада, – констатировал Нойбауэр. – Это не наша вина, это враги. – Он повернулся к Веберу. – Однако вонь здесь, как в обезьяннике. Неужели ничего сделать нельзя?

– Дизентерия, – пояснил Вебер. – По сути, это ведь место, где у нас отлеживаются больные.

– Ах да, больные, правильно. – Нойбауэр тотчас же принялся развивать подброшенную ему мысль. – Больные, дизентерия, отсюда и вонь. В больнице было бы ничуть не лучше. – Он в раздумье огляделся по сторонам. – А нельзя их хотя бы выкупать?

– Слишком велика опасность заражения. Потому мы и содержим эту часть лагеря в довольно строгой изоляции. А банный блок у нас совсем в другом конце.

При упоминании о заразе Нойбауэр невольно отступил на шаг назад.

– А белья у нас достаточно, чтобы им сменить? Старое тогда, наверно, придется сжечь, да?

– Не обязательно. Можно продезинфицировать. А белья в каптерке достаточно. Мы недавно получили большую партию из Бельзена.

– Ну и хорошо, – сказал Нойбауэр с облегчением. – Значит, чистое белье и сколько-нибудь курток без дыр или что там у нас еще есть? Раздать по баракам хлорную известь и дезинфицирующие средства. Тогда сразу будет совсем другой вид. Вот вы, запишите, – распорядился Нойбауэр. Первый староста лагеря, весьма упитанный арестант, усердно принялся записывать. – Всемерное соблюдение чистоты, – продиктовал Нойбауэр.

– Всемирное соблюдение чистоты, – как прилежный ученик повторил староста.

Вебер с трудом подавил усмешку. Нойбауэр повернулся к заключенным.

– У вас все есть, что вам положено?

Ответ за двенадцать лет был разучен досконально.

– Так точно, господин оберштурмбанфюрер!

– Ну и отлично. Продолжайте.

Нойбауэр еще раз огляделся по сторонам. Вокруг одни черные старые бараки, унылые, как гробы. Он задумался – и внезапно его осенило.

– Какую-нибудь зелень посадить надо, – заявил он. – Кустарник с северной стороны и цветочный бордюр вот здесь, вдоль южной стенки. Это придаст оживление. У нас ведь в садоводстве, кажется, есть кое-что?

– Так точно, господин оберштурмбанфюрер.

– Тогда в чем дело? Сразу и начинайте. Кстати, бараки в Рабочем лагере тоже стоит обсадить. – Нойбауэр все больше вдохновлялся своей идеей. В нем проснулся садовод-любитель. – Даже одна клумбочка фиалок, – хотя нет, лучше примул, желтое как-то веселей, да и заметней… – Двое арестантов начали медленно оседать на землю. Никто не шелохнулся, чтобы им помочь. – Да, примулы, у нас примул достаточно?

– Так точно, господин оберштурмбанфюрер! – Толстый староста стоял навытяжку. – Примул достаточно. Распустившихся.

– Ну и хорошо. Выполняйте. И пусть лагерный оркестр время от времени вон там, внизу, играет, чтобы и эти тоже слышали.

Нойбауэр повернулся и пошел. Вслед за ним тронулась и вся свита. Он снова понемногу успокаивался. Жалоб у заключенных нет. Долгие годы не слыша никаких возражений, он привык выдавать желаемое за действительность. Вот и сейчас он был уверен, что заключенные видят его таким, каким ему, Нойбауэру, хотелось выглядеть: человеком, который в трудных условиях делает для них, что может. А что они люди – об этом он давно позабыл.