Искра жизни

– Значит, все-таки этап! – Розен смотрел Бергеру вслед. – Прав был Зульцбахер. Не надо было о будущем трепаться. Накликали беду.

– Ерунда! Нам еды принесли. И Бергера, вон, выручат. Еще неизвестно, передаст ли Нойбауэр приказ к исполнению. О какой беде ты говоришь? Или тебе подавай гарантии на годы?

– А Бергер вернется? – спросил кто-то за спиной у пятьсот девятого.

– Бергер-то спасся, – сказал Розен с горечью. – Ему на этап не идти.

– Заткнись! – резко оборвал его пятьсот девятый. Потом обернулся. Позади него стоял Карел. – Конечно, Карел, он вернется. Почему ты не в бараке?

Карел передернул плечами.

– Я думал, может, у вас найдется кусочек сапожной кожи пожевать.

– Найдется кое-что получше, – сказал Агасфер. Он протянул Карелу хлеб и морковку. Старик сберег для мальчика его долю.

Карел принялся очень медленно есть. Немного погодя заметил, что все на него смотрят. Он встал и отошел в сторонку. Когда вернулся, уже не жевал.

– Десять минут, – сказал Лебенталь, бросив взгляд на свои никелевые часы. – Отличное время, Карел. Я бы так не сумел. Я бы дольше десяти секунд не продержался.

– Лео, а нельзя твои часы на еду обменять? – спросил пятьсот девятый.

– Сегодня ночью ты ничего на еду не обменяешь. Даже золото.

– Можно печенку есть, – сказал Карел.

– Что?

– Печень. Свежую печенку. Если сразу вырезать, можно есть.

– Откуда вырезать?

– Из мертвяков.

– Кто тебе это сказал, Карел? – немного погодя спросил Агасфер.

– Блацек.

– Какой еще Блацек?

– Блацек, из лагеря в Брно. Он говорил, лучше, мол, так, чем самому подыхать. Мертвяки все равно мертвые, их так и так сожгут. Он много еще чему меня научил. Он мне показал, как прикинуться мертвым, а еще – как убегать, когда сзади стреляют: петлять надо, и голову то вверх, то вниз. И как в общую могилу падать, чтобы потом не задохнуться, и как ночью из нее выбраться. Блацек много всего знал.

– Ты тоже, Карел, знаешь достаточно.

– Конечно. Иначе бы я тут с вами не был.

– Верно. Но давайте о чем-нибудь другом подумаем.

– Надо того мертвеца в вещи Бергера переодеть.

Это было легко. Труп еще не окоченел. Сверху они положили еще несколько трупов. Потом снова присели отдохнуть. Агасфер вполголоса начал что-то бормотать.

– Тебе этой ночью много придется молиться, старик, – мрачно сказал ему Бухер.

Агасфер поднял глаза. Некоторое время он прислушивался к дальнему рокоту.

– Когда они убили первого еврея и не отдали убийцу под суд, они преступили закон жизни, – сказал он с расстановкой. – Они смеялись. Они говорили: что такое парочка жидов по сравнению с великой Германией? Они отводили глаза. За это их сейчас карает Бог. Жизнь есть жизнь. Даже самая никчемная.

Он снова принялся бормотать. Остальные молчали. Становилось холодно. Они прижимались друг к другу все тесней.