Искра жизни

Лебенталь внезапно выпрямился.

– А это еще что?

Он напряженно высматривал что-то в поле за колючей проволокой. Там и вправду что-то мелькнуло, потом остановилось, потом снова задвигалось.

– Заяц! – сказал вдруг Карел, мальчонка из Чехословакии.

– Брось болтать. Ты их видел хоть когда-нибудь, зайцев-то?

– У нас дома их много водилось. Когда был маленький, я часто их видел. Ну, тогда, когда я еще был на воле, – пояснил Карел. Для него детство – это было время до лагеря. До того, как родителей отправили в газовую камеру.

– А ведь и вправду заяц. – Бухер прищурил глаза. – Или кролик. Хотя нет, великоват для кролика.

– Боже правый! – воскликнул Лебенталь. – Живой заяц! – Теперь зайца видели все. На секунду он присел, насторожив свои длинные уши. Затем поскакал дальше.

– Ну что бы ему сюда забежать! – От волнения у Лебенталя даже клацнула вставная челюсть. Он вспомнил о ложном зайце, о таксе, которую он выторговал у Бетке за зуб Ломана. – Мы бы его обменяли. Сами не стали бы есть. Обменяли бы и получили в два, а то и в три раза больше мяса из кухонных отходов.

– Не стали бы мы его менять. Сами бы съели, – возразил Майерхоф.

– Вот как? А кто его зажарит? Или, может, ты собираешься его сырьем есть? А пожарить отдашь – только ты его и видел! – распалялся Лебенталь. – Просто удивительно, до чего некоторые люди любят других учить, а сами неделями из барака не вылазят.

Майерхоф считался одним из чудес двадцать второго барака. Целых три недели он пролежал при смерти с воспалением легких и дизентерией. Он до того ослаб, что даже говорить уже не мог. Бергер махнул на него рукой. А он взял и в считанные дни поправился, можно считать, из мертвых воскрес. Агасфер его из-за этого прозвал Лазарем [9] Майерхофом. Сегодня Майерхоф впервые вышел на свежий воздух. Бергер ему запретил, а он все равно выполз. На нем было пальто Лебенталя, свитер умершего Бухсбаума и еще гусарская венгерка, которую кому-то выдали вместо робы. Простреленной ризой, которую Розен получил в качестве исподнего, Майерхоф повязал шею. Все ветераны приложили руку к его экипировке по случаю первой прогулки. Его выздоровление было для них общим торжеством.

– Если бы он сюда прибежал, он бы на электрические провода наткнулся. Сразу бы и зажарился, – рассуждал Майерхоф голосом, полным надежды. – А мы бы просто подтащили его палкой, только сухой.

Все, не отрывая глаз, следили за зверьком. А он прыгал по бороздам и время от времени замирал, прислушиваясь.

– Эсэсовцы его для себя отстрелят, – заявил Бергер.

– Зайца пулей так просто не возьмешь, особенно когда такая темень, – возразил пятьсот девятый. – Эсэсовцы-то больше привыкли по людям стрелять, да и то с двух-трех метров и в спину.

– Заяц… – Агасфер задумчиво пожевал губами. – Интересно, какой он на вкус?

– На вкус он, как заяц, – сухо пояснил Лебенталь. – Лучше всего спинка, ее на вертеле жарят. Перекладывают кусочками сала, чтобы сочней было. Еще делается сметанная подлива. Так его едят гои.

– И картофельное пюре, – добавил Майерхоф.

– Скажешь тоже! Подают пюре из каштанов и моченую бруснику.

– Картофельное пюре в сто раз вкусней! Каштаны! Это для итальянцев.

Лебенталь злобно воззрился на Майерхофа.

– Послушай, ты…

Агасфер его перебил.

– Что нам какой-то заяц. Я за одного гуся отдам всех зайцев в мире. Хороший, откормленный гусь…

– С яблоками!

– Да заткнетесь вы или нет! – взвыл кто-то из темноты. – Совсем осатанели! С вами тут с ума сойдешь!

Они сидели, чуть подавшись вперед, и из полумертвых, впалых глазниц жадно следили за зайцем. Совсем рядом, не дальше ста метров от них, прыгало и резвилось сказочное, царское кушанье, меховая шкурка, содержащая не один килограмм мяса, которое многим из них могло бы спасти жизнь. Майерхоф чувствовал это всем нутром, до мозга костей; для него этот зверек означал бы гарантию выздоровления без рецидивов.

– Ладно, по мне так хоть с каштанами, – крякнул он. Во рту у него разом пересохло и стало как-то пыльно, будто в угольном подвале.

Заяц снова привстал: он принюхивался. В этот миг, должно быть, кто-то из дремлющих часовых его углядел.

– Эдгар! Гляди! Косой! – заорал он. – Бей!

Затарахтели выстрелы. Взметнулась фонтанчиками земля.

Стремительными длинными скачками заяц удрал.

– Вот видишь, – сказал пятьсот девятый. – Арестантов в упор расстреливать куда проще.

Лебенталь вздохнул, провожая зайца глазами.

– Как вы думаете, хлеба сегодня вечером дадут? – немного погодя спросил Майерхоф.