Искра жизни

Охранники все еще скалились.

– Эй, что же ты его не покусал? – крикнул один из них десятнику.

Тот не ответил. Смолчать всегда лучше. Какое-то время он продолжал отряхиваться. Потом, весь кипя от злости, направился в сторону арестантов. Номер 7105 в это время пытался вытащить унитаз из груды битого кирпича и щебня.

– Шевелись, скотина! – зашипел десятник и пнул заключенного мыском в коленную чашечку. Тот упал, но обеими руками уцепился за крышку унитаза. Остальные заключенные исподтишка наблюдали за этой сценой. Но и эсэсовец, тот, что говорил с женщиной, не спеша направлялся сюда же. Подойдя к десятнику, он дал ему пинка под зад.

– Оставь его в покое. Он тут ни при чем. Собаку надо было кусать, а его нечего трогать, шакал паршивый.

Десятник испуганно обернулся. Ярость вмиг слетела с его лица, уступив место трусоватой угодливости.

– Так точно. Я только хотел…

– Поговори у меня!

Десятник схлопотал второй удар ногой, на сей раз в живот, с трудом распрямился, изобразив стойку «смирно», и отошел. Охранник все так же неспешно направился обратно.

– Видал, что делается? – шепнул Левинский Вернеру.

– Чудеса в решете. Это он, наверно, потому, что люди смотрят. – Действительно, арестанты давно уже украдкой поглядывали на ту сторону улицы, а оттуда жильцы домов поглядывали на заключенных. И хотя разделяло их всего несколько метров, они были так далеки друг от друга, словно обитали на разных континентах. Большинство лагерников впервые со дня ареста снова видели вблизи город. Видели обычных людей, занятых повседневными делами. И смотрели на все это, будто им показывают жизнь на Марсе.

Вот служанка в голубеньком платье в белый горошек моет в квартире уцелевшие окна. Она закатала рукава и напевает за работой. В другом окне стоит седая старушка. Солнце освещает ее лицо, раскрытые занавески, фотографии на стене. А на перекрестке расположилась аптека. Аптекарь стоит в дверях и зевает. А вот женщина в леопардовом манто идет по улице, жмясь поближе к домам. На ней зеленые перчатки и зеленые туфли. Эсэсовец на углу ее пропустил. Она совсем молоденькая и бодро цокает каблучками, огибая кучи мусора. Многие из арестантов годами женщин не видели. Эту заметили все, но никто, кроме Левинского, не осмелился провожать ее глазами.

– Смотри сюда! – шепнул ему Вернер. – Помоги-ка. – И он показал на кусок материи, выглядывавший из-под щебня. – Тут, похоже, кто-то лежит.

Они разгребли щебень и битый кирпич. Из-под мусора на них глянуло расквашенное лицо мужчины с окладистой бородой, в которой вместе с кровью запеклась известка. Рядом виднелась рука – бородатый, наверно, пытался ею закрыться, когда здание обрушилось.

Эсэсовцы на другой стороне улицы кричали вслед дамочке в леопардовом манто, карабкавшейся на очередную груду мусора, какие-то ободряющие напутствия. Та в ответ кокетливо смеялась. В этот миг внезапно завыли сирены.