Искупление

— Только при условии, что вы не оставите меня одну, я согласна на этот визит.

— Вот и хорошо! — улыбнулся Сарьян. — Дорогу осилит идущий!

Встретил Сарьяна с Юлей хозяин. Юля издали заметила на высоком парадном крыльце маленького толстенького человека, повернулась к Сарьяну.

— Мой свояк, Давид Фрейдман! В прошлом непревзойдённый ювелир, теперь мой помощник и компаньон, — доложил Сарьян Юле на её немой вопрос.

Давид, как брата родного, а не компаньона, обнял Сарьяна, потом повернулся к Юле. Её привлекательность поразила даже привычный к изяществу глаз эксювелира. Скрыть этого он не смог, да и не собирался.

— Художник Юлия Андреевна, — представил её хозяину Григорий. — Лауреат премии Иркутской области. Пишет мой портрет. Очень способный художник.

Давид, блеснув чёрными зрачками, многозначительно улыбнулся и наклонился над ручкой Юли.

Двухэтажный особняк дышал богатством. Великолепный холл с вазами византийской эпохи, белый мрамор и американский орех, картины с видами моря, гор, виноградников и людей той эпохи.

В гостином зале, куда провёл хозяин гостей, в роскошном кресле сидела маленькая пожилая дама с тремя подбородками, а рядом с нею стоял молодой человек лет тридцати-тридцати пяти.

— Явился не запылился! — сказала дама Сарьяну с нескрываемым упрёком. Подала руку. — Месяц рядом и не удосужился навестить близкую родственницу! Кто уже тебя так крепко приковал на ланцухи, что не смог убежать? — коротко глянув на Юлю, добавила: — Понятно.

— Роза, — погасив улыбку, обратился к даме Сарьян, — представляю тебе великолепного художника. Юлия Андреевна. Пишет мой портрет.

— Она такая, что лучше бы не ей рисовать портреты, а с неё рисовать их! Садись, милая, рядом, — показала хозяйка на тахту кремового цвета, — нам будет о чём поговорить. Мальчик, — повернулась к молодому человеку, — скажи, пусть нам принесут вина и фруктов, мы тут побеседуем с красивой гостьей, пока мужики будут свои разговоры разговаривать. И себе возьми бокал — будешь рядом с нами.

Беседа проходила, как и говорил Сарьян, — поверхностно.

Короткое знакомство хозяйки с гостьей. Юля, рассказывая о себе, обратила внимание на излишнюю заинтересованность хозяйки к мелочам её биографии. Молодой человек за время беседы дам не сказал и трёх слов, но его чёрные навыкате глаза жадно следили за каждым движением гостьи.

— Погос, мой мальчик, — обратилась к нему хозяйка, — узнай на кухне, как скоро уже приготовят ужин?

Погос встал и молча вышел.

— Сынок наш, — кивнула в сторону двери хозяйка, — скоро тридцать пять, а женить не можем. Невест много, но какие сейчас они вольные. Он лишнего слова не скажет, не то, чтобы настоять на своём. Насколько уж чтут обычаи в Израиле, и там семьи рушатся часто. А это ж какой грех! Мы с сестрой, она младше меня на пять лет, как уважали маму и папу, как уважали! — Роза закатила к небу глаза. — Слова против не то, что сказать не могли, но и подумать даже. Родители нашли нам мужей, и сказали: «Вот ваши мужья, будьте верными жёнами, хорошими матерями детям вашим! Думайте только о семье!»

— Хороший муж у вашей сестры? — спросила Юля. Роза долго смотрела выпученными глазами на неё.

— Вы с ней не знакомы?

— Нет. Наверное, нет, — в свою очередь удивилась Юля. Подумав, спросила:

— Она тоже художник?

— Она жена Гриши! Вот какой она художник!

— Григория Самвеловича?

— Да! Только для меня он Гриша. Остался бы и для других Гришей, если б не наш папаша. Он дал Грише большие деньги, чтобы тот пустил их в дело. Вот и пригодились они простому инженеришке, он купил на них золотые прииски и стал Григорием Самвеловичем. Папаша подсказывал ему, пока был жив, как надо жить, а вот уже пять лет нет его, и Гриша часто стал делать не то. Не бережёт копейку. Ладно бы только это, — долго смотрела на Юлю, — а то и просто их проматывает с девицами. Ветреная у него голова, скажу я тебе. Сегодня с одной, завтра с третьей. Плохо кончит, если не остепенится. Жалко мне мою младшенькую сестричку. Всю жизнь отдала ему, погубила себя, а толку никакого. Мучается болезнями, терпит и прощает все его похождения. Пустой уже человек! Надо о семье думать, а он строит больницы на папашины деньги. Государство не строит, а он строит. В государстве воруют, а он их кормит. Мэрочка извелась вся: дом, дети, непутёвый муж. Жалко мне её.

Вошёл сын.

— Уже накрывают стол, — доложил он. — Через пятнадцать минут ужин будет готов.

— Скажи папе и дяде Грише, пускай идут к столу, — распорядилась Роза.

За ужином разговор вёлся вокруг плохого правительства в России, Армении и Сирии.

— Если Россия не поможет Армении, — испытующий взгляд на Сарьяна, — проглотит её Эрдоган, и поможет ему Азербайджан.

— Россия может помочь, но может и не делать этого. После помощи она привыкла получать кукиш в свой адрес, и это перестало ей нравиться, — Сарьян отпил глоток кофе, продолжил: — Украина и Беларусь — славянские народы, и те придерживаются дистанции с Россией. А ведь они под прикрытием той же России стали государствами.

— Другие, что были в Союзе, тоже? — посмотрел Давид на Сарьяна.