Искупление

Отметив это счастливое событие в кафе «Эдельвейс», гости и Анатолий уехали в Духовщину, а Юля с дочкой остались у родителей. Здесь никто не посмел возразить молодой бабушке, Валентине Ивановне.

— Годик-два поживут у нас, а там видно будет! — заявила она бескомпромиссно.

Осторожное заявление Сергея, что летом и в Духовщине прекрасно, а для ребёнка и полезно несравнимо с пыльным Магочаном, было принято Валентиной Ивановной в штыки.

— Что вы говорите! — возмутилась она, покрывшись алыми пятнами. — Банальная температура нам опасна. А там ни больницы, ни врача, даже фельдшера нет! А если корь или скарлатина? Скорая, если ещё доберётся, растрясёт дитё по колдобинам окончательно! Тут у нас не Москва, даже не Иркутск, но хоть что-то нужное могут сделать, а при необходимости отправят вертолётом до Иркутска. Духовщина ваша подождёт годика два-три. Вот тогда и мы побегаем по вашим лугам и лесам, покупаемся в речушке. Сейчас же и думать об этом не будем.

— Что, молодой папа, — хитро глянула Томка в сторону Анатолия, — опять бобылём тебе долгие ночи коротать?

— А что делать, — отозвался Анатолий. — Валентина Ивановна на все сто двадцать права. Зачем рисковать жизнью ребёнка.

— В наше время так не думали, — назидательно продолжила Томка. — Во всяком случае, не говорили так. Жили все вместе. Спали все вместе. Ели, что все едят. Главное, все были при деле с пелёнок. Конечно, много было риску. Можно было утонуть, попасть под копыто коня, заблудиться в глухом лесу, замёрзнуть или съесть какой-то ядовитый корешок вместо морковки. Опять же, положительное в этом — мы закалённые, выпутаемся из любого положения, которое смертельно для вскормленного пирожными. Посмотрите, сколько из известных личностей деревенщины! Большинство! Пробивные мы ужасть какие! А те, что в гольфиках и с бантиками, держатся сторонки. Их мамы и папы, тоже приученные брать с тарелочки с голубой каёмочкой, уже не могут посадить своих чад на тёпленькое место, как и их кто-то когда-то посадил. Сейчас другой век, другие запросы и правила игры. Играть, рискуя, могут только те, кому уже нечего терять, следовательно, нечем и рисковать. Вот тако, как сказал бы наш дед Матвей. Кстати, столетие его на носу, двадцать пятое мая уже у порога! Надо бы удивить этого, ничему не удивляющегося человека. Мужики, думайте! Начальником группы обеспечения предлагаю избрать Алексея Алексеевича, который на постое у юбиляра. Это будет его платой за постой.

— Что может придумать человек без фантазии? — пожал плечами Пётр. — Вымазать деда мёдом да обсыпать перьями и сказать, что в таком виде он прекрасен как домовой.

— Тогда этим займёшься ты! — категорично заявила Томка. — Только с буйной фантазией надо обойтись осторожно, без булыжника за пазухой.

— Я ему самокат сварганю, будет к нам в гости приезжать на своей технике.

32

Оставшись одна, Юля затосковала. Казалось бы, радоваться надо, что каждое твоё желание тут же исполняется, что ребёнок под присмотром мудрых родителей, что он здоровенький, прибавляет в весе не по дням, а по часам. Спит дочурка, насытившись материнским молоком, так много, что иногда хочется взять и разбудить, чтобы увидеть улыбающейся, поговорить с ней на её воркующем говорке.

В один из таких дней залетела Томка, и с порога:

— Юля, подбери быстренько что-нибудь из своих работ! — выпалила в своей манере, отвергающей все противоречия. — Первого августа в Иркутске открывается выставка картин местных художников. Спонсор какой-то из Бодайбо. Богатенький папашка не знает, куда сунуть наворованное золотишко, вот и подкинул от щедрот своих. У него в мошне от этого не убудет, и молва народная прокатится по таёжному краю о его великих деяниях — одна выгода всем. Я свои три работы выставлю, а ты побольше подбери. У тебя хорошие виды на реки Китой и Ангару. Светлые, яркие, многоцветные — Моне отдыхает!

— Вы уж скажете, Тамара Елизаровна! — засмущалась Юля, услышав такие лестные слова в свой адрес. И удивительно было такое услышать от скупой на похвалу старшей коллеги, ранее расточавшей налево и направо такую критику, что хотелось уши залить воском. — Моне! Моне это Моне, а я дальше открыточных видов не пошла, и никогда, наверное, другой не буду. Коль об этом речь зашла, признаюсь вам, Тамара Елизаровна, хочу попробовать себя в портрете. Знаю, что не простое дело, но желаю страстно попробовать.

Томка так долго глядела на Юлю, как если бы внезапно узнала, что перед нею стоит не ей хорошо известная подруга, а матерь божья спустилась с небес.

— Портрет? — наконец тихо вымолвила она. — Дело интересное. Только…

— Я сделала кое-какие наброски… Сейчас вам покажу, — засуетилась Юля. — Скажите мне честно, — с этими словами она достала из-за шифоньера рулон бумаги, перевязанный красной лентой. — Вот! — развернула листы на полу посреди комнаты.

Томка долго и очень внимательно разглядывала рисунки, ворошила листы, подносила к свету, отодвигала и придвигала их к глазам. Юле не терпелось услышать хорошие слова, и она их услышала.

— Поздравляю! — сказала Томка. — Молодец! Вот их и подготовь для выставки.