Искупление кровью

Он занялся приготовлением кофе, она же разглядывала его с затаенной, хотя и рвущейся наружу ненавистью. Готовая вцепиться ему в глотку. Он разморозил круассаны в микроволновке. Вот бы и Марианну разморозить так же. Она закурила свою первую сигарету. Долго кашляла. Фрэнк поставил перед ней тарелку с выпечкой, кофе, стакан воды и таблетку аспирина. Она даже и не подумала сказать спасибо. Все-таки, не рискнув все это тащить наверх, позавтракала лицом к лицу с ним, его игнорируя. В молчании таком же плотном и вязком, как апельсиновый мармелад.

— Что на тебя нашло? — вдруг спросил Фрэнк. — Ты так близка в свободе, Марианна… Почему ты хочешь все пустить под откос?

— Оставьте меня в покое… Нет охоты разговаривать.

Он поменял стратегию. Сам озвучил ответ:

— Это из-за… из-за того, как я с тобой обошелся вчера?

— Не первый день я провожу в карцере!

— Я хотел тебя напугать… Последнее предупреждение, чтобы ты прекратила залупаться… Надеюсь, ты усвоила, что тебя ждет, если ты снова попытаешься меня надуть?

— Напугать меня? Наверное, ты забыл, что я просидела в тюрьме четыре года… И ты даже представить себе не можешь, чего я там натерпелась. По сравнению с тем, несколько часов в сарае — сущая плешь! Дармовая сауна…

Он надкусил круассан и снова пошел в атаку:

— Это не объясняет, почему ты пыталась покончить с собой вчера вечером… Из-за Дидье?

Она по-прежнему не отвечала. Тем не менее он почувствовал, что докопался до правды.

— Знаешь ли… Ты его не убила. Он не умер. Он вернулся домой. Я его прогнал.

Наконец-то она прислушалась к его словам. Сначала с изумлением. Потом с яростью.

— Но… Зачем же вы?..

— Чтобы вселить в тебя страх. Чтобы ты поверила, что мы в самом деле оставим тебя подыхать в сарае… Но ты должна уразуметь, что то было последнее предупреждение. Другого не будет.

Она встала. Фрэнк выдержал ее взгляд, полный ненависти. Даже апломба.

Она немного прошлась, чтобы успокоить нервы. Задержалась перед посудным шкафом. Вдруг заметила фотографию Даниэля на первой полосе газеты, которая валялась там. Нет, невозможно. Это не может быть Даниэль…

Она развернула листы, Фрэнк подумал было вырвать их у нее из рук. Слишком поздно. Она уже прочла заголовок. Легче отнять кость у голодного питбуля! Фрэнк обругал про себя Лорана. Просил же выбросить это в мусор! Лицо Марианны менялось от строки к строке. От слова к слову. Губы шевелились, беззвучно проговаривая написанное.

Тюремный надзиратель находится под следствием за соучастие в побеге Марианны де Гревиль… Мужчина тридцати девяти лет, старший надзиратель женского блока арестного дома С., признался, что помог заключенной бежать из больницы. Он снабдил ее оружием, и следствие полагает, что ему известно, где она скрывается, но он отказывается это сообщить… Мотив его действий — не что иное, как любовь, которую он испытывает к этой заключенной, моложе его почти на двадцать лет… Молодая женщина, преступница, осужденная за четыре убийства, два из которых были совершены уже в заключении, до сих пор не обнаружена, несмотря на впечатляющие усилия правоохранительных органов. Надзиратель помещен в арестный дом С., ему грозит длительный срок тюремного заключения…

Руки Марианны намертво вцепились в газету. Губы у нее дрожали. Она не отрываясь смотрела на фото. Даниэль между двумя жандармами выходит из Дворца правосудия. Комиссар попытался отнять у нее листок.

— Нет! — прошептала она, прижимая газету к груди. — Нет…

Она опустилась на стул в тот самый момент, когда Лоран ввалился в кухню. Тот сразу оценил ситуацию. И тогда же Марианна заметила дату выпуска «Паризьен».

— Вы знали об этом еще вчера и ничего не сказали мне? — прошептала она еле слышно, голосом, дрожащим от возмущения.

Фрэнк лихорадочно искал ответ, молча укоряя капитана взглядом.

— Мы подумали, что… Подумали, что тебя это больше не волнует.

— Не волнует?

Почему она говорит так тихо? Ручей, который не замедлит превратиться в бурный поток. Мужчины были наготове. Так думали, во всяком случае.

— Послушай, — продолжил Фрэнк. — Не знаю, что этот человек значит для тебя, однако…

— Всё.

Черт! Он предпочел бы услышать другой ответ. Например: ничего. Ни черта. Плевать я хотела.

— Не беспокойся… Они в конце концов поймут, что ошиблись, и отпустят его.