– Может, тебе это и смешно, но если мы не выиграем турнир, то не получим кровяной камень, а если у нас не будет кровяного камня, то мы не сможем освободить тебя, и тебе придется оставаться в моей голове до тех пор, пока мы оба не умрем. Так что мне непонятно, что может тебя так забавлять.
–
– Ты не можешь этого знать…
–
– Я и пытаюсь не зацикливаться! Но это нелегко, ведь моего внимания все время требуешь ты! И еще труднее это становится из-за того, что я ничего не могу вспомнить. Я не знаю, что я могу, так откуда у меня возьмется вера в себя?
–
Его слова ставят меня в тупик, потому что такого я от него не ожидала.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я по прошествии нескольких секунд. – Ты был со мной? Как?
–
От его слов у меня начинают дрожать руки, а сердце бьется в три раза быстрее, потому что я понимаю, что ему известно обо мне куда больше, чем я могла подумать. Наверное, я полагала, что эти четыре месяца мы с ним были врагами, но, если верить ему, это не так. Во всяком случае, не совсем так.
Разговаривали ли мы друг с другом? Смеялись ли над одним и тем же? Ссорились ли? Последнее кажется мне наиболее вероятным, но по нему не скажешь, что тогда ему было так уж скверно.
– Ты помнишь, что я делала все эти месяцы? – шепчу я.
На его лице впервые отражается настороженность, как будто он опасается, что сказал слишком много.
И я это понимаю, правда, понимаю. Я знаю, все считают, что со временем я вспомню все, но я хочу знать это сейчас.
Он не отвечает на мой вопрос, но говорит нечто еще более интересное:
–
Теперь ладони становятся потными, и под ложечкой сосет от волнения.
– Чему именно я научилась? – спрашиваю я.
Меня гложет мучительная потребность это узнать.
– Что я могу делать?
–
– Как это? Здесь? – Я оглядываюсь по сторонам. – В этой прачечной, куда может войти любой?
–
– Надо же. – Я сердито смотрю на него – Хорошо же ты меня вдохновляешь.
–
– Как же, помню, – огрызаюсь я. – А если бы не помнила, видит бог, мне хватило бы и минуты разговора с тобой, чтобы просечь, что к чему.
–
Эти его слова злят меня так, как не могло бы разозлить ничто на свете, и я с трудом заставляю себя не кричать, когда отвечаю:
– Ничего я не жалею себя!
Он смеряет меня взглядом с головы до ног и говорит:
–
И я слетаю с катушек.
– Что мне нужно знать? – Я стискиваю зубы, так мне не хочется задавать ему этот вопрос. Но одно дело – гордость, и совсем другое – глупость. – Что именно я должна сделать, чтобы превратиться в горгулью?
–
– Да, но я не могу вспомнить его! Так, может, ты все-таки поможешь мне, вместо того чтобы просто бросаться банальностями в моей голове? – Я широко развожу руки.