–
– Необходимо? – бесцветным голосом повторяю я. – Ты в самом деле считаешь, что убить столько людей было необходимо?
–
– Значит, ты думаешь, что, делая все это, ты предотвратил нечто худшее?
–
– Что ты хочешь услышать? Что я доверяю тебе больше, чем Джексону? Что я верю тебе, а не моему суженому?
–
– Знаешь, что? Это нечестно. Ты пытаешься представить дело так, будто речь идет всего лишь о твоем слове против его слова, но в действительности вся школа так боялась тебя, что они плели заговоры с целью убить меня, лишь бы не дать Лии воскресить тебя из мертвых. А люди не ведут себя так просто потому, что им кто-то не нравится, что бы ты там ни говорил.
–
– Что это значит? – шепчу я, мысленно приказывая ему повернуться ко мне лицом. –
Он поворачивается, но, когда наши взгляды встречаются, я вижу в его глазах что-то страшное. Что-то темное, отчаянное и полное такой ослепляющей боли, что это разрывает мне душу.
–
Глава 68. Правда глаза колет
У меня сжимается горло от уверенности, которой полон его голос, от жути и тьмы, которых он даже не пытается скрыть. Часть меня хочет попросить его объясниться, но другой, большей части меня слишком страшно услышать ответ.
Поэтому я ничего не говорю, а просто продолжаю лежать на кровати, прижимая к груди подушку Мэйси и слушая звук воды, льющейся в душе.
Хадсон тоже молчит, стоя у окна и глядя на тускло освещенный кампус.
Между нами висит напряженное молчание, холодное и лишенное всякого тепла, как тундра зимой. Оно болезненно отдается в заполняющей меня пустоте, и все во мне ноет.
Мне отчаянно хочется сказать что-нибудь – что угодно, – лишь бы разбить лед, сковывающий раскинувшуюся между нами пустыню, но первым заговаривает Хадсон:
–
Я никак не ожидала, что он выдаст такое, и резко сажусь, поскольку странная боль, которой я упивалась, уступила место удивлению.
– О чем ты?
–
– Откуда ты это знаешь? – шепчу я.
–
– Нет. – Я мотаю головой. – Я никому этого не рассказывала. – Потому что иначе мне пришлось бы объяснять, что зуб, пришедший на смену выбитому молочному, рос криво, поскольку молочный был выбит, и что до того, как мне надели на зубы скобку, другие дети насмехались надо мной – поэтому-то я до сих пор так не люблю бобров.