Ландсбергская Мадонна[640]
величава, задумчива, замкнута в себе. Легкий S-образный изгиб облегчает ее тяжеловатый силуэт, увенчанный массивной короной. Благодаря глубоким, свободно свисающим, как бы колеблемым воздухом складкам светло-серого с синим подбоем плаща, играющим богатой светотенью, фигура наполняется потенциальным движением. Круглоголовый Младенец слегка придерживает рукой державу, положение которой на его округлой коленке неустойчиво. Ухватившись за край материнского плаща, он, кажется, пробует сделать в воздухе первый шаг. Перекрещенные ножки и склоненная набок голова придают его фигурке грациозную игривость. Мария, не теряя царственной сдержанности, следит за ним с едва заметным умилением.Судя по ульмским документам, в которых Мульчер назван то «Bildmacher», то «Tafelmacher», то «Tafelmeister», он был и живописцем. Возможно, «Ландсбергскому алтарю» принадлежали створки в берлинской Картинной галерее, которые по давней традиции значатся как «Вурцахский алтарь»[641]
. Этих створок восемь. На четырех из них изображены эпизоды из жизни Девы Марии: «Рождество», «Поклонение волхвов», «Сошествие Святого Духа», «Успение Марии». На четырех других – сцены Страстей Господних: «Моление о чаше», «Несение креста», «Христос перед Пилатом» и «Воскресение». На нижней кромке «Успения Марии» можно прочитать: «Проси Бога за Ганса Мульчера из Рейхенхофена, бюргера в Ульме, сделавшего это произведение, когда шел 1437 год»[642].Среди ученых нет согласия в вопросе о том, был ли Мульчер исполнителем живописи «Вурцахского алтаря» или же поименован в надписи как руководитель мастерской. Определенно можно утверждать лишь то, что в этом произведении обнаруживаются манеры разных мастеров и что они имеют немало общего с манерой Мульчера-резчика, хотя и не воспроизводят ее буквально.
Нет единого мнения и о первоначальном расположении картин. Если створки принадлежали алтарю из Ландсберга, то праздничными были сцены из жизни Марии. Но есть другая гипотеза: берлинские створки были частями алтаря в монастыре Святого Духа в Меммингене[643]
, в коробе которого стояло Распятие. В таком случае праздничными были сцены Страстей. К мысли, что картины из жизни Марии находились на внешних сторонах створок, склоняет исследователей и архитектоника этих картин. Нижние сцены – «Сошествие Святого Духа» и «Успение Марии» – представлены в глубоких тесных помещениях, отделенных от нас аркадами, опирающимися на тонкие колонны. Золотой фон светится только в небольших окошках, которыми прорезаны стены. Над этими темными картинами, как над цокольным этажом, воздвигнуты площадки для сцен «Рождество» и «Поклонение волхвов». Они представлены в таком ракурсе, как могли бы видеть их зрители литургического спектакля, находившиеся близ подмостков. Сцены же Страстей не обладают архитектонической связностью; к тому же на их золотом фоне заметен почти исчезнувший белый узор, характерный для украшения внутренних панелей алтарей.Кем бы ни был художник «Вурцахского алтаря» – для удобства назовем его Мульчером, – он был привержен сценическому принципу изображения эпизодов Священного Писания. Рождество и поклонение волхвов представлены под
Сценическое начало господствует и в построении отдельных картин. Место рождения Младенца огорожено дощатым забором, за которым теснятся зрители. Юноша протягивает руку, едва не касаясь затылка Иосифа, указывая на происходящее в эту минуту в противоположном углу сцены: Дева Мария изумленно смотрит на прелестное и уже аккуратно запеленутое дитя, к которому, раздув ноздри, принюхивается вол. В «Поклонении волхвов» стойка навеса, которую в предыдущей сцене мы видели справа, передвинулась к середине. В пестрой толпе впервые в европейской живописи появляется истинно театральное диво – волхв-мавр. Свиту царей Востока Мульчер превращает в толпу любопытных: чего стоит хотя бы тот, что выглядывает из-под мантии мавра! Позади Иосифа, поспешающего к жене и сыну с полной снеди сковородой (которую он, чтобы сохранить теплой, заботливо прикрывает рукой), теперь висит занавеска, отделяющая этот эпизод от предыдущего.
Ганс Мульчер. Рождество. Створка «Вурцахского алтаря». Ок. 1437
Картины Страстей не столь откровенно сценичны, хотя и здесь несение креста показано так, как если бы актеры шествовали по сцене, напоминающей современный поворотный круг, компенсируя ее недостаточную вместительность длительностью шествия.