Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Лохнер, чьи изысканные персонажи, остающиеся вечными детьми, трогательны даже в куртуазной обстановке, сохранил эту традицию в Кёльне, самом аристократичном городе тогдашней Германии. Глядя на них, забываешь и свой возраст, и жизненный опыт и незаметно перемещаешься душой в то время, когда ты и сам был невинным дитятей, вызывающим у взрослых улыбку умиления. Картины Лохнера сообщают зрителю сладостное душевное волнение и томление по утраченному блаженству – этакую райскую ностальгию.

Типаж в «Поклонении Младенцу» тот же, что и на других картинах Лохнера. Младенец Иисус и ангелочки – круглолицые, с легкими как пух золотистыми или русыми кудряшками, глазами-ягодками и деликатными пухлыми ртами. Это маленькие духи света[655], телесные лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы можно было их узреть. Дева Мария у Стефана обычно совсем еще девочка, светловолосая, хрупкая, с узкими покатыми плечами и плоской грудью. У нее овальное лицо с очень высоким, широким лбом и острым подбородком, почти безбровое, с изящным тонким носом. Взор ее потуплен, а на невинных губах можно угадать глубоко спрятанное умиление прелестью Младенца[656].

Верхнерейнский аноним. Райский садик. Ок. 1410

Думается, что эта эстетика, превращенная в этику, образовалась в творчестве Лохнера под влиянием мистических сочинений знаменитого проповедника-доминиканца XIV столетия Генриха Сузо. «Книжечка вечной мудрости», написанная Сузо по-немецки, соперничала в популярности с сочинением Фомы Кемпийского «О подражании Христу». В Кёльне ее, должно быть, знали хорошо: Сузо прожил здесь несколько лет, будучи учеником Мейстера Экхарта.

В религиозности Генриха Сузо есть такая же нарочитая наивность, какую мы видим в картинах Лохнера. Когда Генрих ел яблоко, он разрезал его на четыре дольки: три из них съедал во имя Святой Троицы, четвертую же ел «в любви, с коею Божия Небесная Матерь ясти давала яблочко милому своему дитятке Иисусу», и поэтому съедал он ее с кожурой, ибо малые дети едят яблоки неочищенными. В течение нескольких дней после Рождества – пока Младенец Иисус был еще слишком мал, чтобы есть яблоки, – четвертую дольку он не ел вовсе, принося ее в жертву Деве Марии, дабы через Мать яблоко досталось и Сыну. В мистическом видении ему выпало на долю отведать молока от груди Марии. Отождествляя ее с Премудростью, он видел Деву парящей на облачном троне: «Она блистала, как утренняя звезда, и сияла, как раскаленное солнце; венцом ее была вечность, одеянием ее – блаженство, речью ее – сладостность, станом ее – предел всяческого желания: она была далекой и близкой, вознесенной горе́ и спустившейся долу; она была перед очами – и все же сокрытой; она давала подойти к себе – и никто не мог коснуться ее»[657].

Стефан Лохнер. Поклонение Младенцу. Ок. 1445

Из всех образов Девы Марии, созданных живописцами в XV веке, ближе всех к этому идеалу была Царица Небесная, изображенная на «Алтаре патронов Кёльна» Лохнером. Единственным мастером, в котором богатые кёльнские заказчики видели достойного соперника Стефана, был Рогир ван дер Вейден. Но можем ли мы утверждать, что своим «Алтарем святой Колумбы» Рогир превзошел Стефана? Мы бесконечно любуемся «Поклонением Младенцу», созданным великим нидерландцем, однако рядом с небесным видением немецкого мастера оно кажется земным.

И напротив, в сравнении с живописью таких бескомпромиссных новаторов, какими проявили себя Мозер, Виц и Мульчер, ван дер Вейден представляется художником не от мира сего. Вот эта-то роль золотой середины между полярными крайностями немецкого искусства и обеспечила живописи Рогира необыкновенную притягательность в глазах немецких заказчиков и живописцев второй половины XV столетия. Росту влияния Рогира способствовало и то, что в 1469–1477 годах пограничными прирейнскими землями фактически владел герцог Бургундский Карл Смелый.