Когнитивные маркеры представляют собой пять этапов терапевтического процесса, а именно исследование, открытие, признание, связь и интеграцию. Эти маркеры придают форму терапевтическому процессу и представляют собой способ структурировать происходящее (Kleinman, 1977; Stark, Lohn, 1993, p. 130–131; Kleinman, Hall, 2006, p. 14–15). Они могут использоваться, чтобы помочь терапевту отслеживать процесс терапии и не потеряться в переживании пристуствия. Они также могут помочь пациентам отслеживать сигналы на уровне тела как во время сессии, так и в повседневной жизни. Пациенты сообщают, что использование когнитивных маркеров дает им фокус, который помогает понимать себя и более четко объяснять свои действия.
С точки зрения психотерапевта, это означает признание того, что фасилитация переживаемого опыта побуждает пациентку изучать себя во внутриличностном и межличностном аспекте, в том числе открывать новые смыслы в своих исследованиях и признавать, что в этих открытиях есть правда, находить связь между этими смыслами и привычным паттерном поведения или переживанием и интегрировать их так, чтобы эти инсайты можно было развивать и исследовать дальше. Интеграция, кроме того, предполагает какое-то завершение. Хотя маркеры являются нелинейными, они следуют по определенному пути (Kleinman, Hall, 2005, p. 224; Kleinman, Hall, 2006, p. 14–15).
Следующий пример – индивидуальная сессия танцевально-двигательной терапии с 24-летней Трейси, страдающей анорексией, которая готовилась к выписке из стационара в течение недели. Когнитивные маркеры используются для объяснения событий, происходивших в этой терапии. Трейси призналась, что она была крайне обеспокоена и расстроена. Она сказала, что ей трудно «находиться» в своем теле. Ее преследовали навязчивые идеи. Я знала, что мне нужно помочь ей почувствовать себя более комфортно, прежде чем она сможет сосредоточиться на решении проблемы. Через ее вербальные и невербальные сигналы я старалась понять, что происходит. Как только я почувствовала, что у меня достаточно информации, я разработала план, чтобы попытаться быстро справиться с навязчивыми идеями и перейти к решению главных проблем. Во-первых, я попросила Трейси определить уровень ее фрустрации (от 1 до 10) и выразить его ударами мягкой поролоновой битой по стулу, чтобы помочь ей высвободить достаточно напряжения и уменьшить ее дискомфорт.
Она связала свою фрустрацию со своим искаженным образом тела, пожаловавшись на то, что она толстая и уродливая. Я знала, что акцент на теле был ее способом попытаться получить контроль, поэтому я попросила ее закрыть глаза и создать ментальный снимок ее внутреннего состояния, чтобы выявить более глубокие проблемы, которые она не осознает. Она признала наличие дополнительных мыслей об одержимости телом и расстройстве питания, поэтому я еще раз попросила ее символически перемещать мысленные картинки до тех пор, пока в конце концов она не обнаружит ту, на которой изображено что-то другое. И она остановилась на образе, в котором видела себя восьмилетней девочкой, которая пыталась удержать отца за ногу. Отец часто путешествовал и готовился к очередной поездке. Мы исследовали этот образ лишь в той мере, которая позволила нам обеим понять, какое влияние имели на нее в детстве отъезды отца. Вспомнив, что она когда-то рассказывала мне о том, что ей нравилось ездить на лошадях, я предложила эту тему, чтобы обеспечить безопасный способ обратиться к ее болезненному признанию в незащищенности и брошенности. Учитывая ее постоянную тревогу, я решила сосредоточиться на том, чтобы воссоздать у Трейси ощущение удовлетворенности и комфорта, получаемые от ее отношений с лошадьми. Я думала, что это поможет ей испытать чувство целостности и почувствовать, что она сама является «хозяйкой ситуации».