Искусство игры в дочки-матери

– Я ездил навещать своего сына в Саутгемптон, – вместо этого стал рассказывать Генри, вероятно, догадавшись, что Грейс не собирается откровенничать. Он улыбнулся. – Ему наскучил остров, можете себе представить? Захотелось ярких огней города. Учится сейчас в университете. Даже девушку себе нашел на большой земле.

– Неужели? – вставила Грейс, с некоторым облегчением переключаясь на рассказ о чужой семье.

– О да, – ответил он, явно садясь на своего любимого конька. – Такая деловая, что ты! Городская до мозга костей. Думала, помидоры растут под землей, как картошка. – Он рассмеялся, запрокинув голову назад. Грейс попыталась выдавить улыбку, но ее губы онемели от напряжения.

– Вы точно в порядке? – спросил он еще раз.

– Нет, – ответила Грейс. – Я не в порядке.

– Может, вам нужно выговориться?

Грейс на мгновение задумалась. Может, именно это ей и было нужно.

У дверей больницы Грейс задержалась.

– Это точно нужное место, – сказал Генри.

– Да, – отозвалась Грейс. – Я понимаю. – Генри оказался настоящим джентльменом. Когда они сошли с парома, он настоял на том, чтобы отвезти ее в больницу, утверждая, что не может оставить ее одну в такой поздний час. И вот она была здесь. Мялась на пороге. Она боялась зайти внутрь, но стыдилась признаться, что, даже проделав весь этот путь, она сомневалась, следует ли ей вообще здесь находиться.

– Хотите, чтобы я пошел с вами?

– Нет, – ответила Грейс, хотя именно этого ей на самом деле и хотелось. – Дальше я как-нибудь сама.

– Я все-таки пойду с вами, – решил он, делая шаг вперед и толкая вращающуюся дверь. – В этих больницах сам черт ногу сломит. Я прослежу, чтобы вы нашли Шарлотту.

Грейс не стала говорить ему, что к больницам ей не привыкать: сначала с Питером, а потом и с Джонатаном. И что именно ее слишком близкое знакомство с больницами и с тем, что происходит в их стенах, было частью проблемы, частью причины, по которой она опасалась заходить внутрь.

Она знала, что может случиться.

– Идемте.

– Ладно, – сказала Грейс. Если она так и не войдет внутрь, то точно никому не поможет. Она глубоко вздохнула и переступила порог.

Генри, который к этому моменту уже знал все, что можно было знать о ее ситуации, сразу пошел разговаривать с женщиной в регистратуре, оставив Грейс осматриваться по сторонам.

Больница была другая, но запах стоял такой же. Дезинфицирующее средство и резиновое напольное покрытие с легкой примесью нервного пота.

– Сюда.

Она последовала за ним по лабиринту коридоров, то и дело прерываемых пожарными выходами. Он бережно придерживал перед ней каждую дверь.

– Должно быть, это здесь, – сказал он, когда они подошли к маленькой палате.

Грейс вошла внутрь и увидела Амелию, сидевшую у больничной койки. Та подняла на нее опухшее от слез лицо. Шарлотта лежала с закрытыми глазами, бледная и утыканная множеством трубок. Грейс заметила, что взгляд Амелии на мгновение задержался на Генри, затем вернулся к ней.

– Я знаю, ты просила не приезжать, но…

– Прекрати, – произнесла Амелия. Она встала, и на мгновение Грейс показалось, что дочь сейчас вышвырнет ее вон. Вместо этого она оказалась заключенной в объятия. – Я рада, что ты здесь, – сказала Амелия. – Мне так страшно, мама.

Глава 25

– Что ж… – Амелия посмотрела на говорившего мужчину. Высокий, с открытым лицом, он явно чувствовал себя неловко, переминаясь с ноги на ногу. Ее мать, похоже, подцепила его где-то по дороге. – Оставлю вас наедине. Скорейшего выздоровления вашей девочке.

– Она ведь поправится? – спросила Грейс, когда Генри ушел.

– У нее черепно-мозговая травма, – тихо ответила Амелия. – Но последствия переохлаждения удалось купировать. – Она повторяла слова, которые говорил ей врач, стараясь при этом не разрыдаться. – Нам остается только ждать и надеяться, что она очнется.

Ждать. Надеяться. Все это звучало так зыбко, так инертно. Амелия хотела, чтобы врачи делали что-то конкретное. Она огляделась в поисках чего-то, что она могла бы контролировать.

– Может, принести тебе чаю? – спросила Грейс, не сводя глаз с обездвиженной Шарлотты и опутывающих ее трубок. Амелии казалось, будто они сдавливают ее собственное сердце.

– Нет.

Грейс подняла на нее глаза.

– Когда болел Питер, – начала она, – все вечно пытались напоить меня чаем.

Амелия кивнула. Впервые на ее памяти Грейс сама заговорила о Питере.

– Присядь, – предложила она. – Ты, наверное, устала с дороги.

– И посидеть тоже всегда предлагали, – сказала Грейс, опускаясь на стул. – «Присядь и выпей чаю»… – Она помолчала. – Забавный рецепт, но, с другой стороны, ничего лучшего до сих пор никто не придумал.

Амелия тоже села. Одну руку она положила на Шарлотту, а за другую ее взяла Грейс. На Амелию нахлынули воспоминания о том, как она возвращалась домой из школы, держа маму за руку, как рассказывала обо всем, что произошло за день, о своих друзьях и о том, что она хочет на ужин, и все это время сжимала пальцы матери в своих.

Грейс глубоко вздохнула.