Искусство игры в дочки-матери

– Привет, – раздался голос из кухни. Там лучше всего ловился сигнал вай-фая, и когда Амелия оставалась дома, она часто проводила оттуда рабочие созвоны, то и дело чертыхаясь из-за условий, в которых ей приходилось работать. Грейс всегда чувствовала себя неуютно, когда пыталась приготовить ужин или заварить чай, не потревожив ее. Загрузка посудомоечной машины становилась бомбой замедленного действия: оставлять посуду на столе было равносильно загрязнению ее рабочего пространства, но уборка производила чудовищный шум. Амелия никогда не жаловалась, но когда Грейс вставляла тарелки в гнезда посудомойки и те ожидаемо дребезжали, челюсть ее дочери плотно сжималась, а на лбу вздувалась жилка, как часто бывало в детстве, когда она доводила себя до истерики.

Но нет. Сегодня будет хороший день. Грейс бодрым шагом направилась на кухню.

– Какой приятный сюрприз, – весело начала она. – Не ожидала застать тебя дома.

– Электрички не ходят, – пробормотала Амелия, не отрывая глаз от экрана и продолжая щелкать по клавишам. Грейс подумала, что ее восхищает способность дочери работать в многозадачном режиме. Сама она в своем преклонном возрасте иногда забывала, что делала, прямо посреди процесса, и это без каких-либо отвлекающих факторов. – До Лондона я еще кое-как добралась, но все вечерние пригородные рейсы отменили, так что пришлось вернуться пораньше. И как назло именно сегодня. Просто фантастика.

– Это потому, что рельсы становятся скользкими из-за опавшей листвы, – сказала Грейс, пытаясь не выдать своей обеспокоенности. В голосе дочери по-прежнему звучали странные ноты. – Вроде бы. – Она помолчала. – Может, чаю? – предложила она.

– Давай, – согласилась Амелия. Грейс улыбнулась. Это было неожиданно и многообещающе. Одно короткое слово как будто дало ей индульгенцию на пребывание здесь, и она засуетилась по кухне, наводя порядок и дожидаясь, пока закипит чайник.

– Встреча прошла хорошо, – нарушила она молчание.

– Да?

– Миссис Варга назвала Шарлотту образцово-показательной ученицей, – похвасталась Грейс, решив немного перефразировать. – И сказала, что здесь она очень счастлива.

Амелия посмотрела на нее.

– Здорово, – сказала она, все еще где-то витая мыслями. – Еще раз спасибо, что сходила вместо меня.

– Пустяки, – отмахнулась Грейс. – Хочешь печенья?

– Нет, спасибо.

Грейс не удивилась отказу и запретила себе из-за него расстраиваться.

– Зачерствели, – согласилась она, отправляя одно в рот. – Я тут подумала, почему бы не напечь сегодня свежего печенья к вечеру?

– Пеки, – сказала Амелия, продолжая неотрывно смотреть в экран. Затем она вскинула голову и посмотрела прямо на Грейс, словно только что заметив ее присутствие. – Что это за песня? – резко спросила она.

– Это? – Грейс даже не заметила, что опять начала напевать. – Точно не помню названия. Одна из любимых песен твоего папы.

– Напой еще раз.

Грейс мелодично промурлыкала себе под нос несколько нот.

– Узнаешь мелодию?

– Кажется, да, – сказала Амелия. Черты ее лица разгладились, и она присоединилась к напеву.

Грейс закрыла глаза. На мгновение ей почудилось, что она перенеслась в детство Амелии. Семилетняя Амелия и Джонатан пели дуэтом, напялив на головы розовые диадемы, в то время как Грейс, их благодарная слушательница, сидела на диване, прижимая к себе разомлевшего Питера. Она так живо помнила его маленькие ножки в тапочках с Паровозиком Томасом, постукивающие в такт фальшивому исполнению песенки о фее-принцессе Элизабет.

– «Как глубока твоя любовь»! – провозгласила Амелия с ноткой триумфа в голосе. – Поверить не могу, что мы так долго не могли вспомнить название.

– Точно, – обрадовалась Грейс. – Твой папа еще любил изображать из себя члена группы «Би Джиз».

– Он совсем не умел петь, – сказала Амелия. – Даже в ноты «Феи-принцессы Элизабет» не мог попасть.

Грейс просияла при воспоминании.

– Мне нравилась эта песня! – воскликнула она. – Ты была такая талантливая.

– К счастью для музыки, с написанием песен я завязала в возрасте восьми лет, – сказала Амелия. – Как же трудно было подобрать рифму к слову «Элизабет». – Она сделала паузу. – Хотя, если подумать, всегда можно было использовать слово «скинхед». Или «диабет». Странно, как я в детстве до этого не додумалась.

– Я предлагала назвать ее Лея, – напомнила Грейс. – Ты могла бы рифмовать ее с…

– «Лотерея», – предложила Амелия.

– «Фея»?

– «Портупея», – Амелия тихонько хихикнула. – Не уверена, что любая из этих песен достигла бы вершин мировой славы.

Чайник вскипел, и Грейс достала две чайные чашки, возясь с заваркой дольше обычного. Ей не хотелось сейчас уходить из кухни. Уже много лет они с Амелией не разговаривали по душам так, как сейчас. Стоит ли воспользоваться моментом и спросить о Томе? Или этим Грейс все только испортит?

– Я думала о том, чтобы пригласить к нам Тома, – сказала Амелия, будто прочтя мысли матери. – Ему нужно кое-что рассказать Шарлотте. Ты не против?

– Он ее отец, – сказала Грейс. – Конечно, я не против. – Она сделала паузу. – Это и твой дом тоже, – добавила она. – Тебе не нужно мое разрешение на то, чтобы позвать кого-то в гости.